Введенский Николай Евгеньевич — ВЫСТУПЛЕНИЯ

Выступление по докладам А. Ф. Мейендорфа и Я. Г. Гололобова «О предполагаемом внесении в Государственную Думу законопроекта о постепенном сокращении выпускаемых в продажу спиртных напитков» (27 февраля 1908 г.)

Я приветствую решение нескольких членов Гос. Думы обсудить этот вопрос вместе с нашей комиссией. Я почти с первого дня существования комиссии по борьбе с алкоголизмом принимал в ней участие, переболел, могу сказать не хвастаясь, некоторые вопросы. Поэтому я думаю, что я имею некоторое право здесь высказаться по этому вопросу.

Вопрос о борьбе с алкоголизмом, конечно, в высшей степени, сложный вопрос, где затронуты самые разнообразные интересы. Из тех речей, которые слышали присутствующие члены комиссии и члены Гос. Думы, наши гости, можно было заметить, что тут затронуты интересы винокуров, в особенности же интересы Министерства финансов.

С другой стороны, затронуты вопросы другого сорта. Казалось бы, что вопросы о винокурах должны были отступить на второй план. Из некоторых речей выходит, что не надо начинать борьбы с алкоголизмом, пока культуры нет, известные свободы не даны, образование слабо, политический строй плохой и т. д. Правда, возражения эти более глухие, но они меня поражают. Я думаю, что алкоголизм такое громадное зло, имеющее такие разнообразные корни и в то же время разнообразные мотивы, основания, что надо же с чего-нибудь начать, надо когда-нибудь начать и надо начинать не с самых коренных реформ, когда всё это культурное развитие и политическое благоденствие наступит. Мне кажется, эти господа, которые стоят на такой почве вопроса, они до известной степени напоминают крепостников. Крепостники говорили, что крестьян нужно держать в рабстве, что мужик — дикарь, и только помещик может с ним справиться и поднять его развитие, чтобы он принял человеческий вид. Но, господа, если бы слушать голоса крепостников, то когда бы русский мужик был освобождён?

Я говорю, что это зло так обширно, что с чего-нибудь надо начать, хотя и с немногого. И вот в этом отношении даже те сравнительно скромные мероприятия, которые проектированы членами Гос. Думы, я приветствую от всей души.

Надо со злом бороться. Причин для этого зла масса: это — невежество, некультурность, беднота — всё это верно; затем известная неуравновешенность политической личности, — всё это играет известную роль; также играет известную роль, напр[имер], привычка и легкость добычи алкоголя.

Следовательно, если причины настолько сложны, то надо начинать с чего-нибудь.

Наиболее подходящими мерами являются ограничительные меры. Что они играют роль, барон Мейендорф привёл отличный пример.

Я провожу нередко время в Финляндии и вижу, как она может бороться с пьянством. Вы думаете, что там благодаря высокой культуре не пьют? Они часто заходят ко мне и спрашивают: «Нет ли водочки? У меня живот болит» и т. д. У них потребность есть, но они чувствуют сами, что хорошо сделали, что продажи водки нет. Слабость натуры всё-таки сказывается; если им представляется случай, то, конечно, они выпьют. Накануне праздников они достают водку благодаря близости милого Петербурга; накануне этих праздников они ходят по улицам пьяные, но на другой день они отрезвляются, в праздники пить нечего.

Вот что значит ограничительные меры. Если бы не было прекрасного Петербурга поблизости то, конечно, и накануне праздников они не пьянствовали бы. Поэтому я приветствую эти меры.

Кто же не знает, что лёгкость добычи алкоголя является причиной распространения его?

Затем наша комиссия и члены Гос. Думы выдвигают другую меру борьбы, по-моему, тоже в высшей степени важную, это дать широкую свободу организаций обществ трезвости и право запретительных постановлений обществам. Эти меры будут, несомненно, играть громадную роль, особенно в борьбе с шинкарством, которое растёт не по дням, а по часам при благосклонном сочувствии винной монополии.

Важно дать обществу средства бороться с алкоголизмом, дать ему полномочия. Это, конечно, отразится на высоком моральном поднятии всего общества и даст сейчас же прекрасные результаты; должно дать, потому что перед введением винной монополии началась — это запротоколировано в «Трудах» нашей комиссии — началась энергичная борьба с пьянством; но, как известно, винная монополия поставила точку или, выражаясь вульгарно, положила крышку.

И этим небольшим мерам, предлагаемым для начала членами Гос. Думы, я вполне сочувствую. Надо с чего-нибудь начать.

Нам говорят, что это сложный вопрос. Господа, когда надо бороться, то надо бороться, так сказать, сразу. Например, я бы тем сторонникам, которые говорили, что надо ждать культурного поднятия народа, сказал: «Вот надвигается холера: нужно с ней бороться или нет?» Вы тоже будете говорить, что с холерой нечего бороться, надо поднять культурное развитие народа? Меня всегда глубоко возмущают речи подобного рода. Бороться так бороться.

Надо начинать при тех условиях, которые есть, но во всяком случае надо начинать, а вы говорите, что надо ждать десятки, сотни лет, когда поднимется культурное развитие.

Затем я позволю себе высказать ещё одно: я думаю, что главный противник борьбы с алкоголизмом, несомненно, винная монополия и Министерство финансов. Вот где наше главное зло.

Наш государственный бюджет затянулся тем, что 700 млн. р. получается от винной монополии; конечно, государственной казне найти целиком такой крупный доход нелегко, ей нелегко будет развязаться с винной монополией. Ведь на организацию её были затрачены десятки, сотни миллионов; настроили дворцов — я уже говорил об этом — во всех провинциальных городах, с электрическим освещением, организовали громадную армию чиновников, чинам винной монополии отпускаются громадные суммы.

Изволите видеть — всё это дело организовано в широких размерах. Наше Министерство финансов, желая извлекать доходы, завело винную монополию, устроило прекрасные лавочки, в то время как наши школы помещаются в хлевушках.

Я видел всю 10-летнюю деятельность нашей комиссии, из всего вывожу заключение, что главное зло — винная монополия, пока она поставлена в такие условия, что должна вести своё дело путём обнищания, разорения и вымирания русского народа и должна таким образом добывать свои ресурсы.

Я просил бы членов Гос. Думы на эту сторону дела обратить внимание.

Если Гос. Дума добьётся одного: скажет винной монополии или Министерству финансов — не осно- вывайте государственного бюджета на разорении народа, на его спаивании, на деморализации, на его вырождении — если она это скажет, то это будет уже великая заслуга.

Я думаю, что те, кто говорит о культурном поднятии русского народа, должны этому сочувствовать. Я удивляюсь, что они не могут единодушно всей Гос. Думой, исключая, конечно, лиц очень богатых, заинтересованных материально, всей Гос. Думой встать на эту точку зрения. Ведь эта точка зрения до очевидности ясна.

Я повторяю, что надо бороться прежде всего с винной монополией.

Почему, вы скажете? Потому, что были указаны примеры, случаи, когда мы ходатайствовали о закрытии винных лавок там, где их прежде не было, но нам ответили, что их закрыть нельзя. Немцы, живущие в этом селении, не пьют, но проезжающие — пьют; немцы, конечно, ходатайствовали о закрытии винной лавки, но Министерство финансов отказало. Безусловно, это вопрос общегосударственный.

Это один пример, теперь приведу другой. Кто не знает, какую роль играют наши общества трезвости, устроенные Министерством финансов? Ведь всем известно, что главную роль играет местный чин винной монополии. В сущности, все вопросы, куда такие-то суммы отпускать, решаются им.

Я могу привести пример, какую надо было вести борьбу инспектору народных училищ. Надо сказать, что есть суммы, которые отпускаются на борьбу с народным пьянством. Ключ от этих денег имеет в руках чин винной монополии. Он говорит, что надо устроить представления разные, акробатов и т. д., а инспектор народных училищ говорит, что надо основать более прочное учреждение, устроить читальню, выписать газеты, устроить чтения, но чин винной монополии говорит, что это не целесообразно, я не сочувствую этому.

И вот таких примеров много.

Я ещё остановлюсь на том, что имеет ближайшее отношение к нашей комиссии. В нашей комиссии постоянно бывало два течения. Одни стояли за скорую, решительную борьбу; другие противились этому и предлагали сначала решить вопрос научно, они предложили нам основать учёный комитет для исследования действия алкоголя на организм. Нужно ли это было? Конечно, не нужно, потому что это зло и без того ясно.

И вот стали отпускаться десятки тысяч, и некоторые члены занялись этим вопросом.

Для человека науки это большой соблазн. Конечно, для практических целей это не нужно было, так как это просто отвлекало силы от борьбы с пьянством в другую сторону. Я всегда протестовал против этого учреждения и отказался принять участие в учёном комитете.

Я вынес из всех подобных случаев одно заключение, что главный враг в нашей борьбы с алкоголизмом — это именно Министерство финансов и винная монополия. Мы попали в какой-то заколдованный круг, основав винную монополию. Я говорю, что если в настоящее время Дума сдвинет этот вопрос с этой мёртвой точки, если она поставит преграду Министерству финансов в его политике, в той, которую оно вело с учреждением винной монополии, — это будет величайшая заслуга современной Думы, и все партии, включая и самые левые, должны приветствовать эту Думу как великую Думу, что-то сделавшую.

Заключение по вопросу «Об устройстве лабораторий для изучения влияния алкоголя на организм и для исследования алкоголизма в населении»67

За время существования нашей комиссии делались не раз попытки отвлечь внимание её в область экспериментального изучения действия алкоголя на организм. Я всегда высказывался против таких попыток68, считая влияние алкоголя в общем изученным настолько достаточно, что значение его для экономии организма и в настоящее время во всех основных вопросах не может возбуждать сомнения; что же касается детальных и частных вопросов, то это дело будущего, и от наших исследований задача борьбы с алкоголизмом по существу измениться нисколько не может.

В самом деле, влияние алкоголя в известной дозе на человека изменяется от одного лица к другому, от различного состояния и настроения одного и того же субъекта, от его привычки в предшествующее время и в настоящее, [так] что устанавливать какие- либо «нормы потребления», говорить о том, какие дозы могут считаться «безвредными», а какие должны быть признаны уже вредящими организму — все эти вопросы в высшей степени условные и иллюзорные69.

Между тем подобными вопросами стремятся отвлечь внимание от разрешения практических вопросов по борьбе с пьянством как общественным злом, сказывающимся крайне губительно на благосостоянии народа экономическом и нравственном, на его работоспособности и здоровье.

Теперь появился проект «Об устройстве лабораторий для изучения влияния алкоголя на организм и для исследования алкоголизма в населении».

Этот проект возбуждает во мне крайнее удивление и, добавлю, даже негодование. Здесь идёт речь об устройстве целого института со многими лабораториями (шесть), с большим штатом «различных специалистов», причём «такого рода лаборатории должны обладать достаточным количеством места как для массовых исследований, так и более специальных научных работ». Что за чудовищное должно быть это учреждение, эта, так сказать, «алкогольная академия», где будут производиться «массовые исследования».

Такой дикий проект мог появиться только в России, где для основных строго научных учреждений, как университеты, Педагогический институт и т. п., не имеется достаточно денег, где научные лаборатории ютятся в невозможных помещениях с отвратительным воздухом и со скудным научным инвентарем, где не имеется достаточного количества больниц, санаториев и родильных приютов, где на каждом шагу отказывают в помещении душевнобольным и в то же время могут найтись при благосклонном содействии власть имущих средства для оборудования особой алкогольной академии в надежде, как говорит проект, «что с течением времени, после тщательного изучения вопроса, можно будет найти способы потребления алкоголя без всякого побочного вредного его действия, соблюдая лишь определённые условия при пользовании им».

Конечно, эта надежда не осуществится и через сто лет, если даже предполагаемая алкогольная академия будет производить «массовые исследования», применяя в них массу алкоголя и на массе людей — всё это за счёт казны и винной монополии.

Кроме того, так как рассматриваемый проект говорит, что «стремление северянина к алкоголю, как веществу возбуждающему», проявляется с особенной силой, то пришлось бы учредить не одну алкогольную академию, а несколько их, в разных районах России, т. е. с более умеренным климатом, наконец с более тёплым. И здесь пришлось бы производить «массовые исследования» и т. д.

Разве можно такой глубоко жизненный и капитальный вопрос, как вопрос о борьбе с народным пьянством и вместе с тем с народным разорением и вырождением, связывать с вопросом об учреждении особого института, где в шести лабораториях будут исследоваться «физико-химические» вопросы, «биологические с отделами зоологическим, ботаническим и гистологическим», вопросы гигиенические с отделами «медицинской статистики и бактериологии».

Уже если бы могла идти о чём-либо речь, то самое большое об основании какого-либо нового отделения, напр[имер] при Императорском институте экспериментальной медицины или при каком-либо медицинском факультете, где деятельность подобного отделения находилась бы под наблюдением и ответственностью целой научной корпорации. Но и это мне представляется совершенно излишним.

Вообще, сочувствуя глубоко всякого рода научным исследованиям во всех областях знания, я должен сказать, что трудно себе представить что-либо более странное по своему замыслу, чем представленный проект, особенно если принять во внимание экономические ресурсы и настоятельные потребности в удовлетворении насущных нужд России в настоящий момент.

Выступление при обсуждении «Записки об устройстве лабораторий для изучения влияния алкоголя на организм и для исследования алкоголизма в населении» (26 апреля 1912 г.)70

Я только добавлю маленькие замечания по поводу речей проф. Гервера и проф. Бехтерева.

Проф. Гервер не точно передал мои слова: я вовсе не рекомендовал устройства лаборатории при Институте экспериментальной медицины, я сказал, что если уж надо где специально что-либо устраивать, то можно при каком-нибудь уже существующем научном учреждении, и оговорил, что лично считаю это совершенно излишним.

Также неверно он передал мои слова о необходимости северной и южной академий.

Я говорил о значении индивидуальных особенностей и с этой точки зрения указывал, что они будут различны в зависимости, между прочим, и от климатических условий, так что, продолжая мысль проекта, при массовых исследованиях понадобилось бы по академии для каждого района.

Что касается речи проф. Бехтерева, то мне странно, что он начал её словами о подвохах. Я не понял, о каких это он подвохах? Но если это относится ко мне, то это не по адресу. Я всегда высказывался, что нужно подальше держаться от указки Министерства финансов. От кого вы получаете деньги — от того невольно будете и зависеть. Я даже ещё суровее относился и тогда, когда нам предлагали 15 тыс. р. от Министерства финансов на научные исследования; также я был против субсидии по поводу премии.

Кроме того, меня удивила одна вещь: мы выслушали доклад д-ра Сажина, и меня удивило, что проф. Бехтерев вступил с ним в прения и, кстати сказать, односторонне читал выдержки из учебника проф. Кравкова71.

Как же это? Ведь, по его словам, спорить излишне, а надо исследовать. Но разве академия сделает эти вопросы бесспорными? Как сказал проф. Павлов, спорить всегда будут. И от тех планомерных работ и практических, и даже научных, дело не выиграет.

Проф. Бехтерев упрекает меня в некультурных выражениях; лучше говорить некультурными выражениями, но начистоту, и обратно я взять свои выражения не могу. Я и опять скажу, что проект грандиозный и несуразный.

Зачем, например, ботаническая лаборатория и почему не минералогическая? Для практической борьбы от проектируемых лабораторий решительно никаких результатов быть не может.

Индивидуальные условия, повторяю, слишком разнообразны, чтобы говорить о каких-нибудь нормах. Заманчивые же перспективы о безвредности употребления совершенно несбыточны.

И вот я спрашиваю проф. Бехтерева: для каких целей предназначается эта академия? Для научных или для практических?

Если для последних, то через сколько столетий можно ожидать результатов? Вся наука признает, что алкоголь — яд, который при некоторых патологических состояниях иногда может быть полезен.

Я ничего не имею против дальнейшего изучения деталей вопроса, но я всегда говорил и схожусь в этом с М. Д. Челышёвым72, что денег у нас нет, самых необходимых вещей тоже нет, а винная монополия процветает. Меня удивляет, что на культурные неотложные нужды денег нет, а понадобилось для монопольного ведомства — и, при благосклонном участии правительства, деньги есть на целую академию.

Я, может быть, и резко выражаюсь, но вопрос этот наболел у всех, а у тех, кто, как я, интересуется им свыше 20 лет, — и подавно.