С. Н. Шевердин — СО ЗЛОМ БОРОТЬСЯ ЭФФЕКТИВНО

Увлечь содержанием и литературной формой.

Убедить в верности и общественной значимости выбранного пути.

Наконец, когда читатель убеждён, научить его следовать пропагандируемому, социально ценному образцу.

Не таковы ли требования к противоалкогольным публикациям прессы? Наступление на пьянство следует вести последовательно, целеустремлённо. Надо идти навстречу ожиданиям массового читателя, настроенного решительно и готового бороться за утверждение трезвого образа жизни.

Пьянство, о чём было определённо заявлено на XXVI съезде партии, «еще остаётся серьёзной проблемой»¹. Причём проблема эта, как подчёркивается в постановлении ЦК КПСС «О мерах по преодолению пьянства и алкоголизма» (1985 г.), в последнее время обострилась².

Принципиальная особенность утверждённой и осуществляемой программы — политический подход к решению задачи, которая охарактеризована как «социальная задача большой политической важности». Это обязывает каждого думающего и пишущего об указанной проблеме, прежде чем рассуждать о тех или иных средствах, какими можно и нужно устранить питейное зло, взвесить их на политических весах, стрелка которых должна совпасть с классовыми по своей природе целями нынешнего этапа совершенствования всех сфер построенного в нашей стране социализма. Другими словами, необходимо совершенно чётко, жёстко, однозначно определить верный критерий.

Это — общее правило. Применительно к тревожащей нас проблеме оно было использовано в мае 1921 г. В. И. Лениным, который на X Всероссийской конференции РКП(б) подчеркнул: «...в отличие от капиталистических стран, которые пускают в ход такие вещи, как водку и прочий дурман, мы этого не допустим, потому что, как бы они ни были выгодны для торговли, но они поведут нас назад к капитализму, а не вперёд к коммунизму...»³. Обращая внимание советских людей на большой экономический и моральный ущерб, который наносит нашему обществу употребление спиртного, партия связывает преодоление этого уродливого пережитка прошлого с более полным раскрытием созидательных сил социалистического строя, преимуществ советского образа жизни.

Для идеологической, воспитательной работы взят конкретный ориентир — борьба за трезвость, за формирование трезвенного сознания широких масс населения, особенно молодёжи, осуждение не только злоупотребления алкоголем, но и его употребления. «По настоящему не развернута антиалкогольная пропаганда, — говорится в постановлении ЦК КПСС. — Она нередко обходит острые вопросы, не носит наступательного характера. Значительная часть населения не воспитывается в духе трезвости, недостаточно осведомлена о вреде употребления спиртных напитков для здоровья нынешних и особенно будущих поколений, для общества в целом».

Строгие требования предъявил Центральный Комитет партии к средствам массовой информации и пропаганды, отметив при этом совершенную нетерпимость проповеди «культурного», умеренного винопития.

В постановлении ЦК КПСС содержатся все необходимые и достаточные установки, исходя из которых результативность антиалкогольной деятельности прессы, радио, телевидения, пропаганды в целом может быть значительно повышена. Каковы эти установки?

Это, во-первых, оценка социальной сущности и природы пьянства как чуждого нашему обществу, как явления пережиточного.

Это, во-вторых, характеристика его состояния как проблемного.

Это, в-третьих, формулировка конечной цели — преодоление, искоренение пьянства, устранение этого зла из нашей жизни.

Это, в-четвёртых, конкретизация объекта, против которого надлежит усиленно бороться: им названо не только злоупотребление, но и само употребление алкоголя, «малые дозы».

Это, наконец, позитивный идеал всего антиалкогольного движения — трезвый образ жизни, за который нужно бороться уже сейчас.

Требуя давать решительный отпор представлениям о пьянстве как о неизбежном и непреодолимом зле, партия предостерегает против благодушия. «Успех будет достигнут только в том случае, если навалимся на эту работу всем миром, — отмечает Генеральный секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачёв. — Если вести её будем неослабно, решительно, не идя ни на какие компромиссы»⁴.

Ещё 75 лет назад руководимая большевиками рабочая делегация на первом Всероссийском антиалкогольном съезде, выступавшая на нём как наиболее организованная сила с чёткой, последовательной программой, высказывала убеждение, что «свободная пропаганда полного воздержания может быть успешна»⁵. И если она ещё не стала вполне успешной сейчас, то виной тому преимущественно отставание её содержания от развития негативного процесса, а также промахи в организации и методике массовой антиалкогольной деятельности прессы и издательств, радиовещания и телевидения.

Нередки были в прошлом, да и сейчас встречаются в публикациях, проникают в эфир ошибочные сведения и неверные истолкования, касающиеся «питейной» проблемы. Чем они вызваны? Некомпетентностью авторов? Бывает, что и так: известно, что в системе подготовки и переподготовки журналистов пока отсутствуют какие-либо дисциплины или спецкурсы, предусматривающие разъяснение закономерностей, природы и различных проявлений алкогольного наркотизма. Кроме того, в исследованиях данной проблемы по сложившейся традиции находят отражение чаще всего её медицинский или правовой аспекты. Совершенно очевидно, что для представления о явлении в целом этого явно недостаточно, тем более когда анализируются корни пьянства и алкоголизма, его ранние формы. Ведь клинические и антиобщественные последствия употребления спиртного здесь отсутствуют или же мало заметны.

Нельзя не сказать и о чисто профессиональных источниках некоторых ошибок. Бытовое пьянство, злоупотребление алкоголем обеспечивают журналисту богатый выбор раздражителей для соответствующих тем. Не потому ли в нашей публицистике до недавнего времени преобладали описания отдельных случаев пьянства и его последствий? При этом статья, очерк журналиста оставались лишь индикатором существования определённых реальных фактов — не более. Однако то, что является достоинством в читательском письме-сигнале, превращается в недостаток в профессиональном выступлении. Между тем мы обязаны распознавать зло и побуждать к общественному благу, к социально ценному знанию и действию там, где не видит невооруженный глаз, не впечатляется неразвитое воображение, не убеждается незрелый разум, остаётся холодным равнодушное сердце, блуждает в поиске верного решения ограниченный опыт.

Другой источник ошибок, порождаёмый особенностями нашей профессии, — это, как ни парадоксально, убеждённость. Журналист не может писать без убеждённости. Сила её гигантская. Но реальный факт — явление хрупкое, правдивость его уникальна, а вот вариантов, способов исказить её — множество.

Однажды я наблюдал, как кузнец-оператор многотонного пресса — профессионального артистизма и куража ради — изящно закрыл, не смяв ни на миллиметр, спичечный коробок. Ну, это известный фокус, покорный, впрочем, только мастерам. Как-то сама собой возникла ассоциация: хрупкая коробочка — это факт, мастерство рабочего — это знания, а пресс — это могучая сила убеждения.

Аналогия кажется мне точной. Сколько раз приходилось с горечью замечать, как твой коллега, безответственно воспользовавшись приданным ему по роду самой профессии правом убеждать людей, с немалой убеждающей силой ломает реальные факты и вводит в заблуждение читающую или слушающую аудиторию. Конечно, не злоумышленно. Конечно, всего лишь по неведению. Многого, однако, порой стоит и это «всего лишь», и это «неведение». Не бывает ли так, что оправдывается поговорка: неведение преступлению подобно? Не знаю, как с вами, а вот со мной нечто похожее бывало. Так что сказанное — не только обращённая к другим критика, но и самокритика. Не только укор, но и урок.

Опыт, как известно, есть сын ошибок трудных. За этим положением, освященным авторитетом Пушкина, много правды. К счастью, она не абсолютна, во всяком случае не абсолютна в том смысле, что для усвоения некоторых — особенно горьких — уроков не обязательно совершать собственные ошибки. Более того, желательно их не совершать. Человек наделён преимуществом опережающего, т. е. доошибочного, познания. Оно — результат дара предвидения и способности учиться на ошибках своих предшественников и на своих собственных.

Чтобы действовать эффективно, необходимо ясно осознавать место и возможности антиалкогольного воспитания в целом и пропаганды в особенности среди того комплекса мер, которые должны прервать процесс приобщения к алкоголю, ведущего к пьянству.

Если обобщённо представить систему факторов приобщения к алкоголю, то мы увидим своего рода «сумму» из трёх «при»: это алкогольный прилавок, к которому нужно отнести и самогонный промысел; питейные привычки; овеществлённая в литературе и искусстве привлекательность алкоголя и его употребления.

Прилавок (система производства и реализации алкогольных изделий) может регулироваться с помощью экономических и правовых мер. Питейные же привычки, тесно связанные с нравственным сознанием, культурой человека, менее подвержены их воздействию. «...Моральную силу невозможно создать параграфами закона»⁶, — утверждал К. Маркс. «...Культурный уровень... — подчеркивал В. И. Ленин, — никакому закону не подчинишь»⁷.

В поведении людей нас интересует — сообразно теме раздумий — привычное потребление алкоголя, т. е. второе слагаемое рассматриваемого причинного комплекса. Прежде всего важно знать ответ на вопрос, удастся ли эффективно и быстро изжить эти вредные привычки.

До недавнего времени в антиалкогольной пропаганде существовала точка зрения, согласно которой говорить о достижении абсолютной трезвости общества невозможно: считалось, что приверженность «подавляющего большинства взрослого населения» к употреблению алкоголя является «неотъемлемым элементом образа жизни» людей, что линия на абсолютное воздержание от спиртного «не может быть взята на вооружение практикой, по крайней мере в обозримой перспективе»⁸.

Смирение перед зелёным змием — одно из идеологических наследий недавнего прошлого, от которого необходимо энергично избавляться, чтобы реально преодолевать пьянство и алкоголизм. К этому нас обязывает постановление ЦК КПСС. В предлагаемой читателю брошюре обосновывается безусловная реальность полного устранения питейного зла из нашей жизни, достижения трезвости общества.

Значит ли это, что я поведу речь об установлении так называемого сухого закона? И да, и нет.

Дело в том, что словосочетание «сухой закон» толкуют по-разному. Иногда в него вкладывают крайне упрощённое представление об известных попытках уничтожения пьянства и тем более о предполагаемой программе его искоренения. С лёгкой руки горячих сторонников отрезвления народа и популяризаторов российского «запрета» 1914 г. И. Н. Введенского, автора исследования «Опыт принудительной трезвости» (М., 1915), и А. Л. Мендельсона, назвавшего свою брошюру «Итоги принудительной трезвости» (Пг., 1916), «сухой закон» понимается обычно как исключительно запретная система, как принуждение к трезвости, что настораживает даже её приверженцев.

Нередко «сухой закон» в такой трактовке подаётся и его пропагандистами, и его противниками как радикальное средство искоренения пьянства. Между тем оно заслуживает определения разве что радикалистского, но вовсе не радикального: действительно радикальные меры — это те, которые касаются корней (радикал — значит «корень»!) и служат действительному искоренению негативных явлений.

Для формулирования истинно радикальной программы мер, способных освободить общество от пьянства, и уяснения места прессы среди них обратимся к опыту «Рабочей газеты» (Киев). Это издание Центрального Комитета Компартии Украины в 1979 — 1984 гг. вело на странице «Трезвость» непрерывный опрос своих читателей, интересуясь, какому из трёх путей (организация обществ трезвости, введение «сухого закона», создание условий для культурного потребления алкоголя в умеренном количестве отдают они предпочтение.

Обобщив материал, редакция получила следующие результаты: пьянство можно изжить с помощью массового воздержительного движения (общества, клубы трезвости, члены которых исповедуют принцип сознательного отказа от алкоголя) — мнение примерно 58% читателей; с помощью «сухого закона» — приблизительно 33%; с помощью создания условий для культурного пития — около 9%.

Актуален вопрос: основательны ли надежды 90 с лишним процентов читателей «Рабочей газеты» осуществить отрезвление быта? Небезынтересно в этой связи вспомнить историю.

Заслуживает внимания опыт трезвой жизни сотен тысяч наших предков накануне реформы 1861 г.⁹ Это движение, главной силой которого были государственные крестьяне, а участниками — все угнетенные низы, по национальному составу — русские, литовцы, белорусы, украинцы, представители национальных меньшинств Поволжья, преследовало прежде всего бойкот высоких цен на водку. Однако в контексте нашей темы необходимо отметить, что одним из мотивов этого массового движения было и желание трезвости как средства избавления от той «порчи телесного и духовного здоровья», к которой приводило пьянство. Важно и то, что этот неожиданный опыт показал, что народ вопреки высокомерному мнению бар о мужиках-пьяницах может жить без водки. Николай Александрович Добролюбов высоко оценивал решимость крестьянства и видел в этом «опыте поневоле» не только его готовность к трезвой жизни, но и способность обуздать вредную привычку, а ставя вопрос ещё шире, и способность к более общим социальным шагам. «Сотни тысяч народа, — писал он, — в каких-нибудь пять-шесть месяцев, без всяких предварительных возбуждений и прокламаций, в разных концах обширного царства, отказались от водки...» Запомним и «сотни тысяч», и «отказались».

Большой и наглядный для анализа набор форм движения за трезвость видим мы в России в начале XX в., накануне первой мировой империалистической войны.

В то время весьма популярной среди разного толка противников пьянства была идея абсолютного воздержания от алкоголя, однако мотивы пропаганды трезвого образа жизни и представления о путях его достижения значительно отличались друг от друга. Естественно, нас в первую очередь интересует, как складывалась концепция радикального уничтожения пьянства среди революционного пролетариата.

Рассказывая о передовой рабочей молодёжи 90-х годов, профессиональный революционер М. Н. Лядов писал, что «она резко выделяется своей личной трезвой жизнью...». Такую же практически характеристику находим мы в романе М. Горького «Мать» при описании быта кружка рабочих социал-демократов, возглавляемого Павлом Власовым. Прототип Власова Пётр Заломов в своей речи перед судом Московской судебной палаты 28 октября 1902 г. говорил: «Я не пил водки, не курил табаку, не ругался скверными словами...»

Революция 1905 — 1907 гг. дала возможность революционным рабочим на практике осуществить ряд решительных мер по искоренению пьянства. Многие из предпринятых ими попыток были успешны. Например, в Гельсингфорсе (Хельсинки) «с неслыханным энтузиазмом», как говорилось на первом Всероссийском съезде по борьбе с пьянством, был поддержан прозвучавший во время Октябрьской всеобщей политической стачки призыв закрыть все кабаки. Власти не могли воспротивиться единодушному порыву бастующих.

В Сормове в период так называемой «политической весны», когда царская администрация не только не справилась с большевиками и с рабочей боевой дружиной, но и оказалась бессильна охранять элементарный общественный порядок, именно пролетарская власть, дружинники, по воспоминаниям П. М. Лебедева-Керженцева, навели в посёлке порядок, для чего, в частности, закрыли все питейные заведения и настойчиво пресекали пьянство в собственной среде. Это, очевидно, первые примеры того, как сознательный пролетариат, добровольно отказываясь от спиртного, одновременно в случае необходимости использовал и принудительные меры для обуздания питейной привычки.

В период 1906 — 1913 гг. в стране усилились поиски выхода из того тяжёлого положения, в которое попали широкие массы в результате распространения пьянства. Даже промышленники (те, которые не были связаны с питейным капиталом, а, напротив, терпели убытки в результате алкоголизации труда) нередко восставали против активности винокуров и винной монополии. Однако наиболее последовательными и целеустремлёнными борцами за отрезвление являлись большевики. Это, например, показал съезд по борьбе с пьянством, состоявшийся в конце 1909 — начале 1910 г.

Надежды на то, что с помощью съезда можно будет изменить питейную политику правительства (так думали многие либерально настроенные интеллигенты), что он укажет и наметит реальные пути искоренения пьянства, — эти надежды, по твёрдому убеждению большевиков, были иллюзорны. Рабочая группа на съезде — около 40 делегатов от 25 рабочих обществ — составляла менее 5% его участников, но была наиболее активной и сплочённой, хотя 12 делегатов, избранных рабочими на съезд, были арестованы и посажены в тюрьму ещё за полтора месяца до его открытия.

Как сообщал центральный орган РСДРП газета «Социал-демократ», делегаты съезда от рабочих, несмотря на свою немногочисленность и сопротивление реакционной части съезда, непонимание либерального большинства, сумели провести две свои резолюции: о свободе рабочих организаций и об обществах трезвости.

Изучение стенограммы съезда показывает, как им удалось этого добиться, и одновременно объясняет причины того остервенения, с которым оценивали ход и решения съезда церковники, шовинисты, черносотенцы — правые всех оттенков, ругательски отзываясь даже об умеренных участниках съезда, которые пошли в ряде случаев за «революционерами».

Далеко не случайно покинули съезд представители министерства финансов. Вполне понятны причины ухода церковников (они позднее вернулись под благовидным предлогом, что съезд якобы не отверг религиозных оснований нравственности и трезвости, хотя в действительности именно это и произошло). Отстаивая положение, что для успешной борьбы с пьянством существует якобы только одно средство — «власть священника и его руководство приходом», они апеллировали к письму Л. Н. Толстого, которое было оглашено в первый день работы съезда. Отрывок из него часто цитируют, не выявляя в нём ущербности просветительского утопизма. Между тем в полном виде точка зрения великого писателя закономерно смыкается в этом письме с явной религиозной реакционностью. Имея в виду пьянство, Л. Н. Толстой писал, что «избавится от него человек не тогда, когда он будет лишён возможности пить, а тогда, когда не станет пить, хотя бы перед ним в его комнате стояло бы вино и он слышал его запах и ему стоило бы только протянуть руку». На этом месте цитирование, как правило, прекращают, хотя сама суть дальше: «А это будет только тогда, когда человек будет считать благо духовное выше блага телесного. А такое предпочтение души перед телом может быть только у человека религиозного.

Так что, по моему мнению, пьянство — от отсутствия религиозного сознания и спасение от него — в пробуждении этого сознания».

Такая позиция великого гуманиста не позволила рабочей делегации, а также другим антиправительственно настроенным участникам съезда опереться на авторитет Л. Н. Толстого, но зато дала возможность протопопу Миртову открыто зачислить писателя в свои союзники. Этот священнослужитель, целя прежде всего в делегатов-рабочих, предлагал, «приняв наличность существующих условий», подходить к решению больных социальных проблем, в том числе пьянства, «с религиозным сознанием» и ограничиваться созданием «крепких внутренних устоев» сопротивления питейному соблазну.

Большевики же органично увязывали пропаганду трезвости с борьбой за осуществление классовых целей трудящихся. Опровергая адресованные рабочим необоснованные обвинения в отрицании ими идеи воздержания, видный латышский социал-демократ, депутат III Государственной думы А. Я. Предкальн огласил резолюцию рабочей делегации, принятую на одном из подготовительных собраний: «1) идея трезвости должна пропагандироваться среди рабочих; 2) борьба с пьянством должна стать составной частью общеклассовой борьбы рабочих; 3) пропаганда должна вестись не за умеренность, а за абсолютное воздержание...» И ещё одна резолюция рабочих, которая, правда, не была поставлена на голосование, предлагала высказаться «за пропаганду идеи полного воздержания от спиртных напитков», но не ограничиться этим призывом, а указать, что «практическое осуществление этой пропаганды при существующем политическом бесправии, при отсутствии права собраний, союзов, свободы слова вообще, для рабочих в частности совершенно невозможно»¹⁰.

Характерно, что уже в программном заявлении рабочей делегации к открытию съезда цель борьбы с пьянством была сформулирована радикально — как его искоренение.

Таким образом, есть все основания утверждать, что ещё в предреволюционное время сложилась большевистская платформа борьбы с пьянством, содержащая пропаганду трезвости. Позднее она нашла отражение в принципиальных положениях принятой VIII съездом РКП(б) Программы партии и Плана ГОЭЛРО, в известных высказываниях Владимира Ильича Ленина, а в наше время — в тезисах важных документов КПСС, ориентирующих коммунистов, всю общественность на искоренение пьянства и алкоголизма как враждебного социализму явления.

Нет, очевидно, нужды много писать о том, почему борьба против пьянства, за трезвость не выдвигалась большевиками на первый план, хотя на том же первом антиалкогольном съезде чётко указывалось, что «самоотравление» алкоголем является «лишним препятствием», «тормозом... для роста рабочего движения».

Существовала, например, такая прозаическая причина, как недостаток политических сил. Рабочий делегат И. С. Рабинович, отметив, что «в рабочих клубах и профессиональных союзах вы не найдете ни одного пьяного», объяснял: «Если бы он (рабочий класс — С. Ш.) и захотел сейчас взяться исключительно за борьбу с алкоголизмом, то сил его не хватит, так как ежедневно сажают в тюрьму его лучших борцов». Основная причина, однако, заключалась в том, что, стремясь отвлечь рабочих от основных революционных задач, реакционные силы (а по близорукости и многие сочувствовавшие народу буржуазные либералы и доброхоты-просветители) именно кабак объявляли главным и даже единственным врагом трудящихся. Еженедельник «Тернии труда» ещё в 1906 г., сообщая о работе правительственного совещания по разработке проекта фабричного законодательства, в котором предусматривалось некоторое улучшение условий труда, цитировал характерное заявление одного из его участников: «Разве можно сокращать рабочий день: ведь рабочий тогда в свободное время ещё больше пить будет... Наш рабочий пьёт, и пьёт не в меру. Это наш национальный позор. Кабак — вот наше зло; с ним и нужно бороться».

Большевики же, не обеляя, разумеется, кабак, учили массы искать источник социальных бед в самой системе капиталистических порядков. В программе же искоренения пьянства они твёрдо следовали традиции рабочей делегации на первом антиалкогольном съезде, выступали как пропагандисты воздержания от алкоголя.

Известен написанный до революции наиболее крупный научный труд по проблемам борьбы с алкоголизмом — книга врача, большевика В. Я. Канеля «Алкоголизм и борьба с ним» (М., 1914).

Очень интересно, что в ней мы обнаруживаем рассуждения автора, которые чрезвычайно близки по смыслу высказываниям В. И. Ленина: «Пролетариат — восходящий класс. Он не нуждается в опьянении, которое оглушало бы его или возбуждало»¹¹. «Вполне здоровый человек, пользующийся всеми благами культуры, — писал В. Я. Канель, — совершенно не нуждается; в искусственных возбудителях, в забвении, в самоодурманивании, в обмане».

Весной 1914 г. велась кампания пропаганды трезвости в связи с предстоящим в апреле днём рабочей печати. А в редакционной заметке «День печати — день трезвости» «Правда» призывала рабочих:

«В этот день не пейте вина.

Алкоголь — самый тёмный и страшный враг светлой человеческой мысли... А наш праздник есть день светлой мысли, и пусть не осквернит его тёмная отрава.

Как было бы хорошо, если бы наш праздник стал и навсегда остался днём трезвости и послужил бы началом пролетарской пропаганды трезвости!»

Естественно, что планы пролетарской пропаганды трезвости не могли быть осуществлены после начала империалистической войны, разгрома организаций и печати рабочего класса.

Тем не менее рабочий-зеркальщик из Москвы Н. Л. Пономарёв, неизвестно каким образом сумевший попасть на антиалкогольное врачебное совещание в 1915 г., говорил, повторяя основную аргументацию большевиков: «Мы приветствуем запрещение торговли спиртными напитками, как приветствуем всякое доброе начинание, откуда бы оно ни исходило»¹². Одновременно он отмечал недостаточность одних запретительных мер и необходимость глубинных социальных преобразований, и в частности развития народной, рабочей самодеятельности в борьбе с пьянством.

Тем не менее опыт «сухого закона», введённого в России в 1914 г. в связи со вступлением её в войну, когда действие винной монополии было приостановлено на неопределённый срок, может быть рассмотрен через призму того, возможна или невозможна трезвая жизнь, поддаются или не поддаются быстрому искоренению питейные привычки.

Интересный материал дают результаты исследований, проведённых в тот период во многих губерниях. Поскольку они практически однозначны, непротиворечивы, возьмём пензенские.

Опрос охватил более 2000 человек, преимущественно крестьян, среди которых до «запрета» было только 5% непьющих, а из прежде употреблявших спиртное пили сильно (напивались допьяна — анкетный критерий) 80,5%. Так вот, 65% опрошенных отметили, что легко перенесли воздержание, отвыкли от прежней привычки. Примерно 23% испытывали поначалу трудности, но вскоре привыкли к трезвому образу жизни. И лишь 2,8% опрошенных не смогли привыкнуть. Надо полагать, что именно эти люди, не найдя наркологической и психологической помощи, обратились к суррогатам и стали своего рода «закваской» для нового расширения контингента пьющих. Важно отметить, что 80% опрошенных пензенцев высказались за полный и навсегда отказ от спиртных изделий.

Примечательными оказались ответы около 2000 жителей Екатеринославской губернии на прямой вопрос одной из анкет:

«Что нужно для населения вашей местности, чтобы охота и привычка к вину совсем пропала, и поможет ли этому одно закрытие виноторговли?» Более половины опрошенных — 56% (64 — на селе и 44 — в городе) — «решительно заявило, — пишет Д. Н. Воронов, — что одно голое запрещение поможет полному искоренению охоты и привычки к вину».

Конечно, нельзя ни мнения ответивших, ни заключительный вывод одного из видных исследователей проблемы считать точными. Их преувеличенно оптимистическая оценка «голого запрещения» не может быть принята, тем более что некоторые присущие капитализму факторы срыва проведённого отрезвления только ещё набирали силу. Но ответы показательны как свидетельство готовности признать полное «осушение» прилавка, как выявившие отношение населения, причём прежде всего сильно пившего, к собственным питейным привычкам, которые представлялись им неотъемлемыми от их образа жизни. Да и в целом «запрещение» 1914 г., которое, по словам исследователя Л. Б. Грановского, «окончательно уничтожило мнение, будто русский народ без вина и кабака жить не может», привлекает наше внимание как своего рода социальный эксперимент.

Этот вывод может быть сопоставлен с вопросом о готовности или неготовности наших современников жить без вина, однако ещё большее значение, чем это сопоставление, имеет гигантская поправка на достигнутый уровень сознания советских людей, на огромную воздействующую силу всей нашей системы воспитания и пропаганды, на возможность консолидации сегодняшнего трезвенного движения вокруг общественных организаций и средств массовой информации.

Я соглашусь с возражением, что социологические исследования, проведённые в 1914 — 1915 гг., были не вполне «чистыми». Но основательным ли является вывод из опроса, проведённого Г. М. Подоровым в Горьком, согласно которому только 9,3% всех опрошенных (2009) выступают за «сухой закон»¹³. Я готов считать преувеличенной даже эту цифру, тем более что невозможно с точностью установить, в каком смысле они сторонники «сухого закона»: за отказ они или за запрет? Полагаю, что это скорее всего «отрицательные сторонники», просто резкие противники пьянства.

А в опросе «Рабочей газеты» в целом почти 90% сторонников трезвого образа жизни — это, так сказать, положительные сторонники, т. е. люди, утверждающие преимущества трезвости или убеждённые в её безусловном превосходстве над алкоголепитиём.

Людей необходимо информировать, чтобы они могли судить и отдавать предпочтение чему-либо. Тогда и измерение субъективных мнений становится вполне весомым основанием для прогноза, предвидения. Нельзя не согласиться с утверждением профессора А. Г. Здравомыслова, писавшего в «Правде»: «...общественное мнение конструктивно лишь тогда, когда компетентно».

Возражающие против решительных мер отрезвления, не верящие в возможность трезвого образа жизни просто не имели нужной информации. «Рабочая газета» как раз сумела её дать, рассказав об опыте «осушения» быта в прошлом.

Этот опыт помогает исследованию трёхзвенного соотношения: питейное (или антипитейное) общественное мнение (1) — питейное поведение, стержень которого — питейные привычки (2), — питейный прилавок (3).

Очень сильный по убедительности пример того, как изменение общественного мнения крестьян повлияло на их питейные привычки, что привело к катастрофическому для откупщиков падению спроса на казёнку, дало трезвенное движение 1858 — 1859 гг., о котором уже рассказывалось выше. Теперь в контексте разговора важно подчеркнуть решающее значение такого инструмента общественного мнения, как коллективные приговоры-решения: «Не пить совсем!». Своего рода клятвы сельских сходов, которые к тому же предусматривали и наказания для отступников. И это несмотря на то, что идея бойкота высоких откупных цен, позднее — призыв к разгрому питейных заведений и представления о благотворности воздержания распространялись в основном изустно.

Об идейном влиянии коллективного мнения говорит опыт ликвидации пьяных погромов в 1917 г., в первые дни Октября. Революционные моряки, которые, как писал В. А. Антонов-Овсеенко, вообще-то были «питухи», в критический для революции момент пренебрегли своими привычками, а для надежности скрепились товарищеским зароком: «Не пить!». «И трезвый Октябрь победил»¹⁴, — писал С. М. Сёмков, большевик с 1903 г., ученик ленинской школы в Лонжюмо, в последние годы своей жизни член ЦКК ВКП(б) и заместитель председателя Общества борьбы с алкоголизмом.

В связи с созданием по решению ЦК КПСС Всесоюзного добровольного общества борьбы за трезвость специального анализа заслуживает деятельность существовавших в 1928 — 1930 гг. обществ борьбы с алкоголизмом (ОБСА), которыми одно время руководил Всесоюзный совет противоалкогольных обществ. В состав ВСПО, по сообщению журнала «Трезвость и культура» (декабрь 1928 г.), входили представители ЦК и ЦКК партии, «Правды», Центрального Комитета комсомола и ВЦСПС, наркомы здравоохранения союзных республик.

Необходимо хотя бы кратко охарактеризовать направленность и результаты работы ОБСА, журнала «Трезвость и культура», поскольку они, с одной стороны, ещё не получили достойного освещения, а с другой — подаются подчас односторонне, искажённо. Так, в сборнике «Профилактика пьянства и алкоголизма» деятельность ОБСА безосновательно сводится к административным мерам, в частности к так называемой «петиционной кампании» за закрытие питейных заведений. Между тем вдумчивый и объективный анализ опыта трезвеннического движения 1928 — 1930 гг. необходим и как источник уроков для сегодняшнего дня: согласно выпискам А. Н. Маюрова (г. Горький) из прессы последних лет, в нашей стране действует не одна сотня (только так или иначе упомянутых в печати, не считая прочих) трезвеннических объединений (клубов, обществ, «школ» и т. п.). Своего рода тестом, выявившим большой интерес к их деятельности, стала публикация в «Комсомольской правде» в этом году адресов нескольких трезвеннических организаций. Руководители и активисты этих объединений были засыпаны тысячами писем со всех концов страны — столь велик интерес к содержанию и формам работы обществ, клубов, исповедующих принцип добровольного воздержания от алкоголя.

...Об идейной устремлённости антиалкогольного движения конца 20-х годов ярко сказал С. М. Сёмков: «Это — новая, открывающаяся золотая страница... в великом походе за духовно-моральный Октябрь, за нового человека, пламенного и трезвого рабочего-коммунара»¹⁵.

Извещая, что большинство делегатов Первого Пленума Всесоюзного совета противоалкогольных обществ — рабочие от станка, газета «Правда» следующим образом охарактеризовала путь трезвенного движения только за несколько месяцев: «От маленькой инициативной группы врачей-наркологов до четвертьмиллионной всесоюзной пролетарской организации»¹⁶. А журнал «Революция и культура», анализируя социально-классовую основу движения, писал, что это самодеятельное «чисто пролетарское движение», которое «захватило передовые слои рабочего класса», испытывавшие «здоровую тревогу за судьбу социалистического строительства»¹⁷.

Эта тревога отнюдь не была «платонической». Ячейки трезвости (сотни их было организовано преимущественно на промышленных предприятиях, но, кроме того, также в учреждениях, учебных заведениях, по месту жительства, немного — в армии) вели различную работу. По их инициативе заключались договора между рабочими, включавшие обязательство не пить; соглашения между родителями и детьми; проводились рейды против шинкарства и «облавы» на фальшивых бюллетенщиков, агитационные десанты в деревни; устраивались безалкогольные столовые и чайные. Когда началось социалистическое соревнование, одной из его целей стала и борьба с пьянством. Такое «антиалкогольное» соревнование существовало между цехами, предприятиями, областями. Более того, представитель завода имени Фрунзе (г. Сумы) сообщил на Первом Пленуме Всесоюзного совета противоалкогольных обществ, что ему «как делегату от Украины было поручено вызвать РСФСР на соревнование в области борьбы с алкоголизмом».

Известно, что в начале первой пятилетки как одно из направлений социалистического соревнования и интенсификации производства возникло движение за непрерывную рабочую неделю (при безостановочной работе оборудования персонал, сменяясь, трудился по режиму пятидневки: четыре рабочих дня — один выходной), протекавшее под девизом: «Непрерывка — революция в производстве и в быту!» В подшивках «Правды» и других газет тех лет можно встретить целые страницы под такой «шапкой». Уместно напомнить, что идея этого массового почина зародилась в рамках движения обществ борьбы с алкоголизмом.

О результатах деятельности ОБСА в целом и о её важнейшей части — антиалкогольной пропаганды (принципы которой целесообразнее проанализировать чуть ниже) можно судить по значительному сокращению потребления алкогольных изделий. Подтвердим это цифрами, которые показывают, что активное антиалкогольное общественное мнение способно быстро изживать питейные привычки.

В 1929 г. по сравнению с 1928 г. в Москве было выпито водки на 54% меньше, пива — на 43% и вина — на 31% меньше. Одновременно на 20% с лишним в бюджете московского рабочего возросли расходы на культурные нужды¹⁸.

Население Ленинграда в 1928 г. выпило 25 млн. литров водки, а в 1929 г., несмотря на существенный приток новых жителей, — 20,9 млн. литров. Соответственно вдвое уменьшилось число смертей от опоя и впервые за 5 лет пошла вниз кривая клиентов вытрезвителей¹⁹.

Таковы были результаты планового, целеустремлённого, систематического воздействия на общественное мнение, а через него и на общественное поведение. Этим же путём шла и «Рабочая газета», чей опыт весьма поучителен для сегодняшней практики, когда от прессы, от всех средств массовой информации требуется быть не только коллективными пропагандистами трезвости, но и её коллективными организаторами.

Газета сознательно поставила цель — содействовать становлению здорового, трезвого образа жизни, активно пропагандировать и поддерживать усилия трезвенников, которые поначалу разобщены и нередко чувствуют себя неуютно в пьющем окружении.

Так определилась форма журналистской работы, которая давала сторонникам борьбы с пьянством возможность не только высказываться на страницах газеты, но и непосредственно общаться друг с другом. В результате открылся читательский клуб «Трезвость», первые выпуски которого, а главное, отклики на них показали, что значительное число читателей готово к добровольному отказу от употребления спиртного, а многие желали бы практически работать в этом направлении, организуя на предприятиях клубы, общества, ячейки трезвости.

Создавая заочный читательский клуб, газета опиралась на уже имеющийся в республике опыт работы объединений людей, придерживающихся воздержания от спиртного, в особенности на опыт киевской городской «школы трезвости». Название не случайно и в какой-то мере полемично. По мнению руководителя «школы» педагога, ныне пенсионерки А. Ф. Миролюбивой, недостаточно только лечить от алкоголизма, необходимо ещё и учить трезвому образу жизни.

Позднее концентрические круги распространения трезвенных объединений пошли от газеты. В киевском концертно-танцевальном зале «Юность» был организован такой же клуб. «Рабочая газета» писала о первых его шагах. Изучение общественного мнения посетителей показало, что у 3 из каждых 5 опрошенных создалось хорошее впечатление о вечерах отдыха без продажи спиртного, включая пиво, хотя у них и были сомнения на этот счёт. 88% утвердительно ответили на вопрос, нужен ли клуб трезвости, а большинство изъявили готовность стать его членами. В зале игрались трезвые свадьбы, и газета рассказывала об этом.

В статье «Поиски истины», одним из авторов которой выступил секретарь комиссии по борьбе с пьянством и алкоголизмом при Совете Министров УССР О. А. Шульженко, был предложен механизм преодоления алкогольной опасности. Во-первых, он включал создание сети клубов трезвости при крупных предприятиях, Дворцах культуры, жилищно-коммунальных отделах с последующим объединением организаций трезвенников в республиканское общество. Во-вторых, предусматривалось сокращение и в конечном счёте прекращение производства алкогольных изделий.

Республиканская комиссия опросила все областные комиссии по борьбе с пьянством об отношении к этой программе. 20 из 22 признали её целесообразной. Согласилось с ней и большинство читателей. Среди писем были, например, подобные заявлению херсонца Н. Мацепуры: «Готов заняться созданием ячеек трезвости немедленно. Прошу «Рабочую газету» оказать мне необходимую методическую помощь».

Познакомив читателей в очередном выпуске страницы «Трезвость» ещё с десятком таких решительных корреспондентов, газета пообещала: «Всем перечисленным авторам будут высланы необходимые методические материалы, оказана организационная поддержка». Ответственное заявление.

В 1982 г. были изданы и разосланы методические рекомендации «Воспитание трезвости», подготовленные общественным редактором страницы «Трезвость» инженером А. Я. Найманом. Под влиянием публикаций «Рабочей газеты» появились аналогичные страницы в «Южной правде» (г. Николаев), многотиражке «Машиностроитель» (Старокраматорский машиностроительный завод им. С. Орджоникидзе), а также клубы воздерживающихся от спиртного в Одессе, Днепропетровске, Николаеве, Шахтёрске и других городах. Советские органы Киева, Днепропетровска утвердили документы, регламентирующие права этих объединений. Исполком Московского райсовета Киева санкционировал своим решением право предприятий оказывать клубу трезвости «Маяк» материальную помощь для проведения массовых культурно-просветительных мероприятий.

Опыт «Рабочей газеты» стоит того, чтобы рассказать о нём подробно. Во-первых, он убедительно показывает возможности прессы влиять на общественное мнение и через него на общественное поведение. Во-вторых, он может быть творчески усвоен другими коллективами органов массовой информации. Сегодня, в новых условиях антиалкогольной работы, созданных партийно-правительственными решениями 1985 г., газеты, журналы, радио и телевидение «должны воспитывать людей в духе трезвости... шире освещать опыт трудовых коллективов и семей по профилактике пьянства...». В-третьих, практика украинской республиканской газеты, получившая ёмкое обобщение в упомянутой статье «Поиски истины», иллюстрирует эффективную стратегию искоренения пьянства, которая в широких масштабах применялась в конце 20-х годов и впоследствии была обозначена социологом И. А. Красноносовым и врачом Г. М. Энтиным метафорой «политика пресса».

Она состояла тогда в том, чтобы, планомерно и согласованно сочетая массовое движение за отказ от потребления алкоголя и решительное свёртывание производства и продажи спиртного, быстро сузить, «сплющить» сферу пьяного зла, а потом и вовсе его искоренить.

Чтобы на «малой площади» показать, как «политика пресса» выглядела, так сказать, в натуре, обращусь к «антипивной» кампании, которая проводилась в 1928 — 1929 гг. Она включала помимо распространения знаний о «пивном алкоголизме» разъяснение социального вреда «пивопития» и ошибочность тезиса о вытеснении водки пивом. В 1928 г. было опубликовано стихотворение Д. Бедного «Показательный пьяница», где он едко высмеивал идею и практику организации «показательных» пивных и обращался к рабочим Трехгорного пивзавода, депутатом от которых поэт был в Моссовете. Д. Бедный с обостренной откровенностью и доверительностью — ситуация-то очень щекотливая! — ведёт беседу с коллективом завода, и заодно с читателями. Или такой пример. Накануне наступления нового, 1929 года в стихотворении «Чье рождество?» В. Маяковский предлагал переименовать «христово рождество» в «рождество зелёного змия», а в феврале по заказу журнала «Трезвость и культура» написал своё широко известное стихотворение «Душа общества». Помните?

Если
        парень
                    в сногсшибательнейшем раже
доставляет
                  скорой помощи
                                            калек —
ясно мне,
                что пивом взбудоражен
этот
        милый,
                    увлекательнейший человек...
И преступления
                          всех систем,
и хрип хулигана,
                            и пятна быта
сегодня
              измеришь
                              только тем —
сколько
            пива
                      и водки напито.

И вот в феврале состоялся анкетный опрос 13 тыс. посетителей столовых коопторга об их отношении к продаже пива. Как сообщалось в «Правде», 92% опрощенных высказались против, и в связи с этим два из трёх московских пивоваренных завода были закрыты. Один стал готовиться к выпуску мармелада и пастилы, другой без остановки производства перешёл на розлив кваса и фруктовых вод.

Не просто и не только «свёртывание» питейной торговли и запрет, ибо запреты, как известно, бессильны, пока не проснулось и не заговорило общественное мнение. Но и не только добровольный отказ. А «отказ+запрет» как слагаемые «политики пресса».

После публикации в «Литературной газете» в июне 1980 г. моей статьи «О тумане и «сухом законе»», где была предложена указанная расшифровка, один журналист посочувствовал мне: «Защищать сейчас трезвость — значит напрашиваться быть побитым камнями».

Коллега ошибся. В целом раскладка мнений читателей, откликнувшихся на статью, согласно анализу первой полутысячи ответов такова: 81% — за формулу «отказ+запрет», только 19% — против (подробнее об этом рассказано в той же «Литературной газете» от 26 ноября 1980 г.).

Конечно, необходимо сказать, что статистика газетной (как и журнальной и т. п.) почты не является точной количественной моделью общественного мнения вообще. Но можно ли на этом основании пренебречь точкой зрения коллективного читателя? Нет, нельзя. И дело не только в том, что авторы одобрительных откликов (как в названном выше примере) выражают всё-таки позицию значительной части наших соотечественников. Главная, определяющая сторона — качественная: речь идёт о наших читателях — о людях, так или иначе интегрированных в систему советской печати. Нужно с большой осторожностью перенимать скептическое отношение зарубежной социологии средств массовой коммуникации к «активному читательскому меньшинству». Ясно одно: с такой меркой можно крепко просчитаться в оценке нынешнего характера читательской почты. Как единодушно отмечают «Правда», «Известия», другие центральные и местные органы печати, подавляющее большинство их читателей с большим одобрением встретило широкую программу антиалкогольных мер (в том числе ограничительно-запретительных), намеченных партией и правительством.

Социологический анализ массовых общественных процессов требует приоритета качественных критериев, иначе невозможно: 1) ни заметить прогрессивное новое, которое первоначально, как правило, «в меньшинстве»; 2) ни прогнозировать его победу над отсталым, над пережитками прошлого в сознании; 3) ни организовать поддержку, в том числе и пропагандистскую, нынешнего трезвеннического движения. В декабре 1983 г. в Академгородке Сибирского отделения Академии наук СССР трезвенников было несколько «невидимых» единиц. За год с небольшим под влиянием пропаганды несколько тысяч человек, как сообщали «Правда», «Известия», стали убеждёнными сторонниками и проповедниками трезвости. Вот как характеризует динамику этого движения один из его руководителей, заместитель правления областной организации общества «Знание» Н. Г. Загоруйко: «...мы считаем необходимым, чтобы идея полной трезвости овладела массами и стала материальной силой... Основная тяжесть работы будет связана с преобразованием не только взглядов, но и поступков, действий, образа реальной повседневной жизни.

Кардинальная перестройка умов по отношению к алкоголю сама приведёт значительную часть населения к полному отказу от его употребления или к пониманию целесообразности этого отказа.

Анкетный опрос, проведённый в учреждениях и на предприятиях района (речь идёт о Советском районе Новосибирска, где расположен Академгородок. — С. Ш.), показал, что после нашей местной пропаганды лишь 25 — 30 процентов опрошенных высказываются против запретительных мер. Остальные одобряют идею последовательных мер, конечной целью которых является полное устранение алкоголя из жизни общества, причём треть из них уже приняла «сухой закон» для себя²⁰.

Изложив этот показательный сюжет, уместно специально оговорить, в чём смысл того «подавляющего» эффекта, который характерен для действий трезвенного меньшинства. Как видим, в таком «подавлении» нет ничего оскорбительного для людей: сила его — в убедительности, гражданственности, патриотичности позиции.

В. Белоусов в статье «С кого первый спрос?» («Правда» от 12 сентября 1978 г.) рассказывал, как один райкомовский представитель заметил вновь избранному председателю колхоза, что народ его не поймёт, если он станет придерживаться принципа полного воздержания от спиртного. В общем прогнозировались те же камни. «Смешным теперь кажется тот прогноз: народ не поймёт... — писал В. Белоусов. — Ещё как понял и оценил! Не понимает народ обратных примеров. Не понимает, при чьём недогляде, при чьём попустительстве пошла гулять по нашим проспектам и улочкам бутылка? Почему постораниваемся и даём ей дорогу?»

Примечательно, каким мотивом руководствовался Афанасий Тимофеевич Екимов, тот самый председатель, отказываясь от спиртного. Почему «дал себе зарок»? Получил сигнал от сердца или печени? Ничуть! Он принял обет трезвости, чтобы легче было от пьяного зла спасать односельчан.

Идея зарока воодушевила и Б. Ф. Малкова из Иркутска. «Я далеко не трезвенник, — сообщал он в своём письме на мою статью «О тумане и «сухом законе»» (Литературная газета, 1980, 4 июня), — но, поскольку пьянство приобрело столь опасное для общества течение, то я — за сухой закон!» Рабочая Катющенкова «готова, если надо, навсегда исключить из жизни даже пиво», побуждаёмая общенародными интересами и невозможностью «закрыть глаза на страдания».

Сознательный и демонстративный отказ от спиртного, исповедуемый как «сухой закон для себя», — пружина упомянутого нами трезвенного движения в новосибирском Академгородке.

Такая решимость традиционна для социально активных представителей нашего общества, если они осознают общественную вредность алкоголя. Вспомним революционных моряков. Чтобы победить пьяную стихию, они приняли клятву воздержания: «Смерть тому, кто не выполнит товарищеского зарока — не пить!» Опять зарок! Совпадение слов подчёркивает единство и преемственность позиции и одновременно побуждает в очередной раз усомниться в том, что словосочетание «сухой закон» верно отражает сущность таких движений и таких порывов. Ведь очевидно, что их сущность — не принуждение, не запрет. Но и не беспокойство о личном благе, не благоразумие, а нечто значительно более весомое — общественный долг, забота об общем благе.

Не будем, впрочем, с лёгкостью отбрасывать и позицию благоразумия как основу личной трезвенности. Во все времена — и в прошлом, и сейчас — ряды решительных сторонников полного искоренения пьянства пополняют люди, которые осязаемо, на собственной судьбе или на судьбе своих близких познали несовместимость благополучной, содержательной жизни с употреблением алкоголя.

Придя с помощью дорогостоящего метода «проб и ошибок» к пониманию преимуществ воздержания от спиртного, такие люди самим примером трезвого образа жизни, а иногда и горячей проповедью доказывают: самое лучшее — не экспериментировать, не проверять на себе, каким образом выпивка, воспринятая сначала человеком как желанная и престижная, показавшаяся потом неопасной и нужной, превращает его в конце концов в свою жертву.

И вот здесь, наверное, приспела пора сказать о той принципиальной поправке, которую нужно внести в формулу «отказ+запрет».

Правы были русские врачи А. М. Коровин и В. Я. Канель, когда начало индивидуальной алкоголизации (начало процесса приобщения к алкоголю) называли «расставанием с трезвостью». Так что «отказ» — это на самом деле не лишение чего-либо, а возвращение утерянного.

Мне кажется, что «расставание с трезвостью» позволяет завершить наш совместный поиск замены выражений «сухой закон», «сухой закон для себя», «обет трезвости», «зарок» и т. д. Точную формулировку предложил ленинградец, кандидат педагогических наук Г. Ф. Федорец: «Необходим «закон трезвости» как нравственное предписание и социальное установление». Ну, конечно, закон трезвости! Коротко и ясно.

Очевидно, следует более обстоятельно проанализировать сущность антиалкогольного пресса «отказ+запрет» в его соотношении с «законом трезвости», поразмышлять о возможностях и перспективах его применения, в особенности к теме наших раздумий — о месте воспитания и пропаганды в данной стратегии.

Характерно, что к такому же представлению о путях искоренения потребления алкоголя пришли специалисты Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ). В докладе «Проблемы, связанные с потреблением алкоголя» (Женева — Москва, 1982 г.) записано: «Ограничение доступности и снижение спроса представляют собой взаимно усиливающие формы стратегии профилактики, что определяет целесообразность одновременного их осуществления»; «одновременная реализация (обоих направлений. — С. Ш.) могла бы дать синэргичный результат».

Более глубоко взаимодействие двух сторон «пресса» рассмотрено в журнале «Научный коммунизм». Автор опубликованной здесь статьи кандидат философских наук Н. И. Удовенко подверг критике точку зрения Э. А. Бабаяна, который, апеллируя к позиции Л. Н. Толстого, описанной нами выше, предлагает «воспитать такой уровень нравственной и гигиенической культуры, который сформирует устойчивый «иммунитет» против пьянства». Н. И. Удовенко утверждал: «Выпуская алкоголь, да ещё в таких массовых количествах... как это делают сейчас наши хозяйственники, мы алкоголь не победим, потому что он за себя агитирует куда более успешно, чем против него — антиалкогольная пропаганда. Считать, что только в результате этой пропаганды, в результате «воспитания» наступит время, когда последний покупатель откажется от покупки последней бутылки, вызвав тем самым затоваривание в торговле и крах целой отрасли промышленности, — значит впадать в чистой воды маниловщину»²¹.

Далее Н. И. Удовенко писал: «Нельзя в принципе добиться успеха, пытаясь левой рукой бороться против того, что рекламируешь правой»²². Иными словами, защищалась концепция синэргичного проведения отказа и запрета. Автор обращал наше внимание на первичность материальных экономических факторов как в процессе развития пьянства, так и в прогнозируемой стратегии обуздания этого процесса. Значит ли это, что воспитательная, идеологическая, пропагандистская работа должна быть отложена до того, как будут осуществлены укорочение и ликвидация питейного прилавка? Конечно, не значит. В истории идеологической деятельности партии начиная с её возникновения постоянна такая закономерность: коль скоро обнаружена какая-то объективная необходимость, то всеми доступными средствами в массы вносится идея этой необходимости, которая как бы опережает будущее.

Все мы, борцы против пьянства, признаем, что тезис «пролетариат не нуждается в опьянении» выражает объективную необходимость. Признаем, что он эквивалентен другому ленинскому высказыванию: водка и прочие дурманы поведут нас назад к капитализму, а не вперёд к коммунизму. Оба эти положения, хотя и в разных отношениях, подчеркивают враждебность пьянства и алкоголизма социализму, их несовместимость. Так что негоже кое-кому, отступая перед распространённостью алкоголепития, делать зигзаг с экивоками: мол, нуждается новый человек в алкоголе, правда, в алкоголе культурном, умеренном, якобы невредном.

Слов нет, наличие одной лишь объективной исторической необходимости — обязательное, но ещё недостаточное условие осуществления соответствующего этой необходимости социального действия. Как писал Ф. Энгельс, возможна «трагическая коллизия между исторически необходимым требованием и практической невозможностью его осуществления»²³. Под неусыпным контролем этого предостережения спасуют и чрезмерные оптимисты, недооценивающие масштабность и сложность черновой работы отрезвления, и пессимисты, соглашающиеся: «Да-да, отрезвление необходимо и справедливо», но тут же вздыхающие: «Жаль, в обозримой перспективе нереально!»

Возможна в наше время в нашей стране трагическая коллизия применительно к рассматриваемому вопросу? Нет, невозможна. Социалистическое общество располагает всеми политическими, экономическими, социальными, идеологическими предпосылками, чтобы освободить себя от зла пьянства, добиться отрезвления быта, внедрения в общественное сознание закона трезвости.

Новый облик советского человека, его коммунистическое мировоззрение утверждаются в бескомпромиссной борьбе с антиподами нашей морали. Сознание объективной необходимости борьбы с таким недугом, как пьянство, требует соответствующих пропагандистских усилий.

Один весьма энергичный борец против пьянства однажды очень смутил меня позицией: «Вот когда идею воздержания признает большинство — тогда я буду «за»!»

Но такая позиция — не для пропагандиста. Поприще его — в интервале между тем моментом истории, когда идея уже объективно назрела, и её полным общественным признанием. Иногда этот интервал длителен. Иногда он почти отсутствует, и дело лишь за тем, чтобы пропаганда дала точное название и выражение уже созревшему общему объективному интересу. И если научный коммунизм открыл ненуждаемость нового человека в алкоголе, то обязанность пропагандиста внедрять в массовое сознание закон трезвости как нравственное предписание и общественную норму.

Марксизм учит, что объективный ход истории только и реализуется в движении социального субъекта, в его деятельности, которая развивается в идеальной и в практической сферах. И первым критерием реальности задачи как раз и является соответствие её объективной необходимости.

Э. А. Бабаян, конечно, прав, утверждая в своей брошюре «Внимание: яд!», что в борьбе с пьянством «важно... не увлекаться умозрительными проектами, а, оставаясь строго на почве реальности... атаковать...»²⁴. Чтобы проекты и цели не были умозрительными, нужно, во-первых, их соответствие объективной необходимости и, во-вторых, отсутствие опять-таки объективных условий для такой трагической коллизии, о которой писал Ф. Энгельс. У нас же существуют, к сожалению, субъективные условия, препятствующие практической возможности осуществления исторически необходимого требования. Одно из них осталось, так сказать, за границами только что процитированного суждения. Дело в том, что автор вводит и рисует его устрашающим образом питейного зла, которое представляется ему ни мало ни много... «алкогольным бастионом». Подобные утверждения порождали у людей сомнения в возможности взять «бастион». Немало ещё нужно сделать, чтобы их рассеять.

Отмежуемся от подобного самоустрашения и согласимся лучше с утверждением Б. М. Левина: «В социалистическом обществе не существует ни единой причины алкоголизма, которая не могла бы быть устранена»²⁵. И вот здесь одну из основных ролей — причём роль ничем и никем не заменимую — играют воспитание и пропаганда, публицистика. Они не могут не опережать массового, обыденного сознания. Точнее говоря, не имеют на то права. В таком опережении в известном смысле и заключается их обязанность.

Пропагандист, равно как и публицист, обязан идти впереди — так, по образному выражению В. Б. Шкловского, флаг под струями ветра полощется впереди плывущего парусника.

Пропаганда первой улавливает дуновение ветра необходимости. Но коль скоро это сделано, нужно верно определить точки приложения пропаганды в целом и средств массовой информации в особенности, ибо можем мы много, и уже есть первые отрадные результаты на поприще искоренения пьянства, но поле деятельности ещё достаточно обширно.

Нетрудно убедиться, что наши усилия направлены в основном не на источники процесса приобщения к алкоголю, а на его финишные этапы. Для пропагандиста же невнимание или примиренческое отношение к факторам и начальным этапам алкоголизации непростительно. Между тем если бы пришлось выбирать, о чём писать — о грубом пьянстве или об умеренном «выпивании», не обнаруживающем видимых социально вредных последствий, то пропаганда обязана была бы сделать выбор в пользу второго. Ведь его, как правило, можно разглядеть лишь в «увеличивающее стекло» пропаганды, если воспользоваться сравнением В. Маяковского, и общественное мнение к нему пока что чаще терпимо.

Справедливо наблюдение писателя В. Астафьева, что «пакость может быть незаметной, но безвредной никогда не была и не будет». К сожалению, под иллюзию безвредности незаметной алкогольной пакости ещё недавно подводились теоретические (правильнее сказать: псевдотеоретические!) основания, последствия которых продолжают сказываться. «Традиционное алкогольное потребление и пьянство — это разные социальные явления»²⁶, — утверждал один из выступавших на Всесоюзной межведомственной конференции в г. Дзержинске Горьковской области в декабре 1981 г. Такое заявление может быть отнесено к разряду научных курьёзов, или, мягче говоря, недоразумений. Оно равнозначно утверждению, что головастик и лягушка — разные животные. Это сравнение со смыслом. Оно позволяет мне привести остроумнейшую японскую пословицу, достойную быть эвристическим пособием по диалектике: сколько ни говори, что головастик ничуть не похож на лягушку, из него всё равно вырастет лягушка.

Возвращаясь из сферы образов в сферу понятий, вспомним азбучное положение марксизма о том, что ключом к пониманию сущности неразвитых форм явления выступают его развитые формы. Сущность умеренного алкогольного потребления может быть понята только через пьянство, его зрелую форму. Между тем мы, журналисты, нечасто ещё берём в руки врученное нам «увеличивающее стекло» пропаганды, чтобы помочь нашим читателям (равно: слушателям, зрителям) увидеть лягушку в головастике, вредную пакость — в незаметной, убойную силу бутылки, или «бомбы» (на жаргоне любителей выпить), — в умеренной выпивке, в так называемых малых дозах, «ярко и убедительно раскрывать вред» которых призывает постановление ЦК КПСС «О мерах по преодолению пьянства и алкоголизма».

К сожалению, недостойное в обыденном, как правильно сказано в очерке А. Васинского «Третий выстрел» (Известия, 1983, 12 апреля), мы зачастую начинаем различать только через трагическое.

А нужно — прежде трагического! Иначе возникает эффект «опоздания» — одна из распространённых ошибок, в частности и антиалкогольной публицистики.

Вариант примиренчества к самой питейной почве — непримиримость к пьяницам, представление об алкогольной проблеме, укладывающееся в упрощённую модель: вот проклятущие выпивохи, а вот мы — противники пьянства, умеющие пить умеренно и культурно, без причинения неприятностей своим ближним и обществу. А то, что в таком исполнении питиё предстаёт привлекательным для молодёжи и маскирует (вот в чём опасность!) будущий неизбежный вред, — этому многие не придают или не хотят придавать значения. Так эффект «мимо цели» смыкается с эффектом «эстетизации подворотни», о чём следует сказать подробнее, потому что инерция этой сомнительной деятельности ощущается до сих пор, не говоря уж о том, что эстетизация винопития не изжита в практике пропаганды и искусства (часто в иной, чем прежде, форме), несмотря на оценку этой практики в постановлении ЦК КПСС как совершенно нетерпимой.

Конечно, немало дурных примеров подаёт хмельной быт. Но бытовой факт — только факт. Изображённый же факт становится образом-обобщением и воспринимается человеком уже как оцененный писателем, журналистом, актёром или режиссёром. Это уже сверхфакт, а не факт-сырец. Пьёт отец или сосед — это ещё куда ни шло. Более того, иной раз — урок против пьянства. А вот если пьют в популярном фильме любимые артисты или положительные герои в книге хорошего писателя, то, по словам почётного академика ВАСХНИЛ Т. С. Мальцева, «получается, так сказать, «положительная» выпивка». И она, кстати, сумела мимикрировать в новых условиях, когда привлекательный показ винопития осуждён, решительно изгоняется с экрана, и, надо полагать, наши художники поняли целесообразность этих ограничений с воспитательной точки зрения, даже в ущерб фотографической точности изображения нашей повседневности, в которой питейные стереотипы поведения, к сожалению, распространены ещё чрезмерно широко.

Так вот о мимикрии «положительного» винопития, которую проницательно подметил журналист П. Смирнов в статье «Затянувшийся тост с экрана. Заметки о «нетрезвых» фильмах»» (Советская Россия, 1985, 2 августа). В киноповести «Город невест» его создатели, не сумев вырваться из плена бородатого кинематографического штампа, заставили образцовый персонаж броситься (едва по сюжету возникает стрессовая ситуация), к заветному «спасительному» бару. И тут... Не хочется, точнее, нет оснований характеризовать появившийся ход хитроумным манёвром, но, дав в руки взволнованному герою бутылку, не содержащую «отравляющего вещества», авторы тем не менее — объективно, не мытьём, так катаньем — сохранили «положительную» выпивку. Они сохранили питейный поступок, который отнюдь не сводится к принятию той или иной порции алкоголя.

Биологически процесс алкоголизации начинается с первого отравления алкоголем, с первой рюмки. А вот что касается реального социального процесса приобщения к питейным стереотипам поведения, то он начинается с формирования положительного отношения к алкоголю, как верно отметил ленинградский исследователь Г. А. Шичко. Игра 4—5-летних малышей в день рождения с хмельными тостами и с «взрослым» покрякиванием под апельсиновый сок — это уже репетиция винного застолья, тот шаг, который может стать роковым, закрепиться потом как питейная привычка.

Впрочем, привлекательный питейный антураж присутствует ещё в отдельных произведениях литературы и искусства и в «чистом» виде, без маскировки, что заметил, например, автор письма в «Литературную газету» педагог В. Горохов (1985, 7 августа), попенявший также и литературному критику, который расхвалил повесть, в которой выпивка присутствует как привычный и симпатичный спутник героев, облегчающий им жизнь и любовь.

«Наташа вышла из ванной босиком, без халата, с повязанным на голове полотенцем.

Чудесно! Давай ещё выпьем, — она разлила шампанское по фужерам и села ко мне на кровать...»

Незачем превращать художественное произведение в пособие по гигиене любви и брака. Но жизнь — а она в равной мере определяет критерии и для искусства, и для гигиены — заставляет крепко усомниться в том, что нужно мешать вино с любовью, чтобы жизнь была полна. Да и думать, что искусство, хотя бы косвенно, не оказывает влияния на формирование стереотипов поведения, — не значит ли недооценивать влияние искусства? Важно: какое влияние! Несколько лет назад та же «Литературная газета» опубликовала ошеломляющие (так и было написано) результаты опроса 800 молодых мужчин и женщин. Выяснилось, что почти для всех «радости любви» связаны с сильным опьянением и никто из опрошенных ничего не знал о возможных последствиях «пьяного зачатия».

Да, художник (в данном случае это С. Марков) не обязан писать пособия по супружеской жизни, но он обязан чураться поэтизации вредных стереотипов поведения, тем более в той области человеческих отношений, которая и без того — поэзия.

Вопрос об изображении винопития в произведениях искусства, в очерковой и иной публицистике вообще не так уж прост. И ряд публикаций нашей прессы уже после 17 мая побуждает меня поспорить с иными из коллег. Талантливый фельетонист высмеял замену строки «Чарочку хмельную полнее наливай» в популярной и славной песне послевоенных лет на иную, так сказать, «безградусную» фразу. В хорошей, как уже сказано, статье П. Смирнова «Затянувшийся тост с экрана...» выражена уверенность, что школьники «поймут как надо» экранизацию и шолоховской «Судьбы человека», и толстовских «Двух гусаров». Увы! Это заблуждение. Оно, по-видимому, результат недооценки «странностей» общественной психологии и одновременно несколько прекраснодушного категорического мнения, что высокое искусство может пробудить одни лишь высокие помыслы и поступки. Между тем Венера не только «выпрямляет», но и, попросту, примитивно эротически возбуждает (если зритель эстетически не подкован). Это было известно ещё Платону. Из этого, конечно, не следует, что на Венеру нужно надеть халат.

С. Бондарчук в сцене, на которую намекает автор «Советской России», конечно же и в самой малой степени не показывает умелого «питуха», а играет вызов фашистам — так, как это представлялось в той исключительной обстановке Андрею Соколову. Но вот парадокс: «после первой не закусываю» стало в своё время буквально поговоркой, которой в совершенно неисключительной обстановке бравировали незрелые юнцы. И ведь зачем-то оказался нужен этот антураж!

Вино и выпивка из литературы переходят в жизнь. О кальвадосе (яблочной водке) мы узнали благодаря «Трём товарищам» Ремарка — очень хорошему прогрессивному роману, который написан не во славу пьянства и, конечно, не по заказу виноделов. Чуть позже ещё молодой Евг. Евтушенко написал в одном из своих парижских стихотворений:

Ну-ка, бармен,
                        что там стоит —
                                                    кальвадос?
Дай-ка мне.
                    Я читал у Ремарка...
...Кальвадос
                    для познания жизни
                                                      я пью —
самогонкой шибает жидкость!

Но невольной рекламой героями романа пресловутого кальвадоса с успехом воспользовались и наши виноделы — конец ему приходит, кажется, только в этом году.

Мне уже пришлось писать в «Правде», что сцена с обмыванием орденов из «Горячего снега» имела непредвиденные случаи подражания, когда в наполненный водкой сосуд, становившийся чем-то вроде древнерусской братины или солдатского котелка, кидались металлические рубли из первой получки.

Подобные примеры не из области закономерностей эстетического воздействия, а из области закономерностей психологических, объясняющих побочный воспитывающий эффект как результат свойств данного состояния общественной психологии или особенностей аудитории, в частности юной, незрелой.

Довелось мне недавно присутствовать на концерте, где в одной программе были предложены 15 вариантов «Аве Марии», и слушатели, разумеется, воспринимали исполнение не как богослужение. Но возможно ли это было лет 65 назад?

Говорят иногда, что привлекательное изображение порока алкоголепития может вызвать соответствующее подражание в реальной жизни. Это не совсем точно. «Изображение убийства вовсе не вызывает убийства», — писал такой высокий авторитет в области психологии искусства, как Л. С. Выготский. Дело, повторим, не в эстетическом воздействии самом по себе, а в том, что зерно восприятия падает на благодатную для сорняка почву. В нынешних условиях эстетическое, не разоблачающее изображение выпивки не может не вызывать соответствующее подражание, поскольку актуализирует, стимулирует и без того распространённую житейскую установку, побуждает молодого человека поскорее обрести эту примету «зрелости». Тут уж, как говорится, ничего не поделаешь, и эстетические соображения не могут служить критерием. Фактом остаётся то, что в дискуссиях, в частности, на страницах печати, защитники вина апеллируют и к Катуллу, и к Пушкину, и к Хайяму, и к Есенину, хотя, по совести говоря, такое питейное эпигонство, за редкими исключениями, вовсе не оправдано. Более того, великие и видные представители мировой культуры и творчеством своим, и нередко своими судьбами служат совершенствованию человека. Это — в принципе, в конечном счёте. А пока что в той острейшей, противоречивой ситуации, которая порождена нынешней распространённостью алкоголя, нельзя оставаться на ограниченно-эстетской, переходящей в элитарно-снобистскую точке зрения.

Священный врачебный девиз «Не навреди!» в не меньшей степени уместен и при оценке деятельности социальных врачевателей, которые не имеют права устраняться от изображения порока, но обязаны писать о нём полную правду, не поэтизируя его, помогая увидеть его там, где не видит поверхностный взгляд.

«Безнравственно подрумянивать истину»²⁷, — писал В. И. Ленин. К горькой истине пьянства, часто сокрытой во лжи умеренного винопития, эта оценка относится в полной мере. Вот почему преждевременно пока что амнистировать и «пунша пламень голубой», и «чарочку хмельную» из памятной песни о том, как ехал из Берлина солдат-победитель. Ничего не убавится при этом от его великого, незабываемого подвига. С другой стороны, придёт время и для этой амнистии, как пришло оно для молитвы «Аве Мария».

Отдавая в данном вопросе решающее слово воспитанию и пропаганде, с пониманием отнесёмся к частному выводу В. А. Сухомлинского по поводу стакана водки, который пьёт в тяжкую минуту прекрасный педагог Мельников в замечательном фильме «Доживем до понедельника». «У юношества этот стакан водки, — отмечает Василий Александрович, — вызывает особое восхищение». Далее выдающийся советский педагог делает суровый обобщающий вывод о наличии в ряде произведений литературы и искусства романтизации и даже героизации порока и наконец с той же суровой прямотой высказывает рекомендацию: «Что же... делать воспитателю? Нужно развенчивать эту «красоту»...»²⁸.

К сожалению, вывод Сухомлинского о романтизации и героизации выпивки нельзя отнести на счёт его «максимализма» и «идеализма». Исследуя происхождение убеждения о якобы особой питейной устремлённости русского народа («У русского человека пьянство в крови» — так отреагировал на одну мою статью в «Молодом коммунисте» некий самоуверенный читатель, фамилию которого я всё-таки не назову), определяя, так сказать, легализованные основания расхожих и далеко ещё не изжитых анекдотов о нашем отечественном питухе, посрамляющем в бражничестве всех соперников со всех континентов, мы, пожалуй, имеем право бросить слова сурового и нелицеприятного обвинения и некоторым органам печати.

В течение многих лет сотрудники Научно-исследовательского института продуктов брожения, отстаивая приоритет русских в изобретении технологии получения водки при помощи перегонки, уверяли, что водка была издавна весьма популярна в народе. Нечто схожее этим публикациям из журнала «Ферментная и спиртовая промышленность» можно было встретить на страницах массового интересного журнала «Химия и жизнь». Он утверждал, что «среди слов, ещё в стародавние времена заимствованных прочими языками из русского, больше всего распространилось «водка»».

Образец такого рода «патриотизма» продемонстрировал несколько лет назад Владимир Катин в письме из Франции, опубликованном «Огоньком». Письмо — своего рода репортаж из бистро под названием «Антракт». На сей раз наш корреспондент указал бармену на неизменные достоинства «нашего национального» напитка, после чего последовал вывод «о хорошей черте русского характера — о постоянстве».

Устремлённость научного поиска и личные качества автора, как известно, подчас определяют (иногда подспудно) подбор и истолкование фактов. Не будем, разумеется, принимать за истину утверждение о «водочном постоянстве» русского народа, но отнесёмся к нему серьёзно, поскольку оно из числа тех препятствий, которые приходится сейчас преодолевать в борьбе за иное постоянство — трезвенное. Тот же «Огонёк» сам предпринимает усилия в борьбе с пьянством. Однако изображение трезвого образа жизни не выглядит в его исполнении столь же привлекательным, как в прошлом — алкогольного, когда этот популярный еженедельник сделал немало, чтобы окружить винопитие нравственным и эстетическим ореолом.

Кстати, как раз об эффекте «ореола», или «нимба», и говорят психологи, описывая одну из распространённых ошибок нашего воспитания и пропаганды. Даже прямая реклама алкоголя (когда он без ореола) не столь опасна, сколько изображение выпивки, паразитирующей на патриотизме, героизме, романтике, товариществе, любви.

По правде говоря, и литература, и искусство, и публицистика немало, к сожалению, сделали за последние десятилетия, чтобы входящий в мир человек наряду с бесспорными ценностями взрослой жизни, выработанными предшествующими поколениями, усваивал и правило: «Без выпивки — нельзя!» Это отмечалось на Всесоюзной межведомственной конференции по борьбе с пьянством в Киеве в 1976 г. И это убеждение тем крепче, чем старательнее мы твердили как раз то, что ему... нельзя пить. Говорят, что запретный плод сладок. Неверно. Дело не в том, что сладок плод, а в том, что сладко нарушение запрета на горький плод. Внушение же: «Не пей! Зелен! Вот подрастешь, тогда...» — лишь подчёркивает неполноценность подростка и побуждает его к нарушению запрета, чтобы тем самым возвысить и утвердить себя, обретя признаки взрослого человека.

Уже отмечалось, что у пропаганды свой путь в искоренении пьянства, в утверждении трезвого образа жизни. Она, говоря словами К. Маркса, идёт «путём превращения общественного сознания в общественную силу...»²⁹. Это не единственный путь. Другой, и обязательный, — создание объективных экономических предпосылок для полного успеха деятельности общественной силы. Такова материалистическая постановка вопроса. Но работа по превращению общественного сознания в общественную силу, подготовка, как говорил В. И. Ленин, «человеческого материала» — это тоже материалистическая постановка вопроса. И такая деятельность — даже в условиях продажи спиртных напитков — является необходимой и может быть плодотворной. «...Безнадежна позиция тех, кто, толкуя о настроении масс, свою личную бесхарактерность сваливает на массы»³⁰. Это прямо относится к тем, кто уверен, что «реальные условия жизни людей... в настоящее время не позволяют полностью вытеснить потребление алкоголя...»³¹. Не наоборот ли? Не те же ли реальные условия сделали людей готовыми к самым радикальным шагам против питейного зла? И не говорит ли об этом отношение общественности к осуществляемой сейчас программе отрезвления?

Безусловно, достижение конечной цели, т. е. необратимое искоренение пьянства, уничтожение его корней становится делом и более трудным, и более деликатным, пока сохраняется питейный прилавок. Наличие противоречия между винной монополией и борьбой против пьянства признавалось ещё в 20-е годы и породило тогда некий зигзаг обыденного сознания. В одной из брошюр тех лет цитируется афоризм некоего студента Мишинева, пользовавшийся, по свидетельству студенческой газеты, некоторым распространением и признанием: «Если есть водка, то надо её пить. Всё существующее разумно». Эта позиция встречала тогда столь резкий протест, что Н. А. Семашко писал: «Только белогвардейцы изображают дело так, будто раз мы выпускаем водку, то, значит, обязанность советских граждан эту водку пить».

Между тем это «питейное гегельянство» встречало поддержку и в учёных кругах. Кандидат экономических наук Г. М. Подоров так полемизировал (1983 г.) с врачом, доказывающим вредность употребления крепких спиртных изделий: «По определению Г. М. Энтина, водку вообще пить нельзя! А зачем же государство её выпускает?»

Этот заведомо порочный софизм, ложный в своём основании, в ещё большей степени обнаружил свою несостоятельность сейчас, в связи с явным поворотом к сокращению производства и продажи алкогольных изделий. Только за время после принятия постановления ЦК КПСС «О мерах по преодолению пьянства и алкоголизма» и других решений реализация алкоголя по стране уменьшилась в первом полугодии этого года почти на треть³², а, например, по Москве — вдвое³³.

Мы уже встретились с многими примерами искажений и путаницы во взглядах на искоренение пьянства, и этот факт побуждает согласиться с известным психологом В. Б. Ольшанским, писавшим в «Журналисте»: «Именно кампания в антиалкогольной борьбе — это то, что более всего нам сейчас необходимо». В этом нужно разобраться: и потому, что речь идёт о нашем, профессионально-журналистском деле, и потому, что не все читавшие статью В. Б. Ольшанского правильно поняли его вывод о необходимости кампании, заподозрив в нем... хвалу кампанейщине. Между тем пропагандистская кампания и пропагандистская кампанейщина — это враги, хотя вторая, как правило, и маскируется под первую, подобно тому как делячество маскируется под деловитость, суета — под активность, а болтливая фразеология, которую В. И. Ленин называл трескотней, — под страстную публицистику. Если пропаганда вообще призвана «очищать сознание пролетариата от буржуазно-идеалистических примесей»³⁴, то пропагандистская кампания ориентирована более предметно, преследует цель полностью очистить сознание аудитории от вполне определённой «примеси», исходя из конкретной социально-политической задачи. К характеристике пропагандистской кампании применимо следующее определение воспитания, данное известным болгарским философом В. Момовым: «Воспитание — это специфический регулятивный процесс, целью которого является приведение поведения человека в соответствии с требованиями общества...»³⁵. Поддаётся научному объяснению и сущность, особенности кампанейщины, её противоположность кампании, но, думается, читатель-профессионал успешно переведёт в термины наше, «цеховое» обозначение. «Отстрелялись по теме», — говорим мы о такого рода формальной активности. Это точная, разоблачающая метафора.

Первые месяцы деятельности печати, радио, телевидения после опубликования партийно-правительственных постановлений о борьбе с пьянством позволяют сделать некоторые предварительные выводы об их участии в том регулирующем общественное сознание процессе, которым является антиалкогольное воспитание населения, увидеть в нём и признаки продуманной кампании и рецидивы кампанейщины.

Итак, о пропагандистской кампании против пьянства.

Говоря о ней, нужно прежде всего сказать, что основной её лозунг может быть только единственным.

Такое заявление может вызвать явное недоверие читателя, привыкшего без всякого сомнения признавать достоинства дифференцированного подхода. По всей видимости, многие с доверием восприняли и категорический ответ заместителя председателя межведомственного совета по противоалкогольной пропаганде Э. А. Бабаяна на вопрос корреспондента «Литературной газеты», каким должен быть принцип такой пропаганды. «Первое условие правильной антиалкогольной пропаганды, — ответил Э. А. Бабаян, — дифференцированность подхода...»³⁶.

Вообще говоря, дифференцированность подхода — принцип полезный, и я лишь выступаю за его верное применение, ибо любое правильное положение в результате, как говорил В. И. Ленин, «аляповатого применения», смешения истины с ложью приводит к нелепым выводам³⁷.

Дифференцированный подход уместен и эффективен там, где он возможен. Не то с антиалкогольной пропагандой.

В чём она выражалась на деле. Детям, подросткам она говорила: «Вам категорически нельзя!» Беременным женщинам: «Категорически нельзя!» Излечившимся алкоголикам то же: «Теперь всю жизнь — ни капли!» Некоторым категориям больных то же: «Ни капли!»

Если подсчитать количество только этих групп населения, получится около 100 млн. Но это не все. Автоводителей антиалкогольная пропаганда предупреждала: «Или пить — или машину водить. Третьего не дано!»

А к достаточно многочисленной, самой авторитетной, так сказать, части общества — здоровой, зрелой, крепкой телом и духом — антиалкогольная пропаганда обращалась и обращается с иным лозунгом: «Можно, но — разумно, не переходя грани опасности для себя и для общества».

Насколько верен тот и другой лозунги? Насколько точно они адресовались? Допустимы ли два, три и т. д. лозунга в антиалкогольной пропагандистской кампании? В этом нужно окончательно разобраться, чтобы сознательно, с полным знанием предмета, а не по одному лишь указанию, не только из чувства профессионального долга, чтобы «не по службе, а по душе» вести трезвенное воспитание населения.

В обществе действуют законы «социальной диффузии» (Б. Ф. Поршнев), и они неумолимы. Отдельные группы населения не изолированы друг от друга, они движутся, так сказать, в одном «социальном поле» и должны соблюдать единые правила движения.

Социальные нормы, обычаи действительны только тогда, когда они всеобщи, едины для всех. Если же предпринимаются попытки внедрить в различные социальные группы разные нормы, то в результате упомянутой «диффузии» наступает «равновесие» — побеждает одна норма, а именно норма группы-«лидера».

Такова закономерность. Зная её и не желая попасть впросак, пропаганда долгое время пыталась — и, сразу скажем, безуспешно пыталась — избрать соответствующую тактику, найти некий компромисс для давно спорящих двух лозунгов.

Первый: пить умеренно, культурно, разумно, в границах социальной безопасности, не переступая их.

Второй: не пить всем и не пить совсем, потому что если начнёшь пить, то границу социальной безопасности переступишь обязательно.

Однако закономерности пропагандистской кампании обязывают выбирать какой-то один. Какой же? Только реальный, только осуществимый, только приемлемый для всех.

Какой же из двух?

Из механики известно, что крепость цепи определяется крепостью слабейшего звена. Крепость цветущих зрелых мужчин против «культурного алкоголя» и даже против его сильных «ударов» (благодаря чему неизбежные под влиянием интоксикации биологические сдвиги в организме не переходят в видимые клинические, криминальные и иные последствия) не имеет ровным счётом никакого значения для определения основного и единого лозунга антиалкогольной кампании. Значение имеет лишь обязательность воздержания для детей, подростков, беременных женщин, алкоголиков. Достаточно назвать эти группы.

Неприемлемое для них — запретно для всех.

Очевидно, так может быть изложен закон трезвости.

Я не могу исключить из этого перечня алкоголиков, несмотря на то что в пропагандистской борьбе против пьянства им более чем кому-либо достаётся как «забулдыгам», «выпивохам», «подонкам» и т. д. Это крупная, часто лицемерная, иногда искренняя ложь, что среди этих миллионов споткнувшихся — все «хлам-народ». К тому же такой акцент в антиалкогольной борьбе нередко служит для того, чтобы отвести удар от «невинной» рюмки. Многие и сейчас искренне недоумевают, почему те, кто «пьёт, не напиваясь», должны, так сказать, «страдать» в результате ограничений на продажу спиртного, введённых якобы из-за «алкашей». Законнее и справедливее вопрос: почему те, кого с презрением называют «алкашами», должны страдать из-за терпимости общественного мнения к обыкновенному, негрубому винопитию? Во всяком случае один из организаторов трезвенного движения в 20-х годах, проницательный исследователь алкогольного наркотизма А. С. Шоломович, считал, что условием существования алкоголизма, «самым мощным, боевым орудием среды является священный лозунг мещанина всех времен и народов — это «малая доза» — «только одна рюмочка»»³⁸.

Нет, я не призываю к всепрощенчеству по отношению к спившимся и к спивающимся, но приглашаю к честному и самокритичному анализу взаимосвязи истоков пьянства и его последствий.

...По свидетельству одного из товарищей Шукшина, Василий Макарович однажды рассуждал так: «Вот Пётр Мартынович Алейников снизошел до их (любителей выпить. — С. Ш.) уровня, так они его, безотказно доброго и слабовольного в вине, за это утопили: «Пей, Мартыныч! Пей, Ваня Курский!»»³⁹.

Тот солжёт, кто скажет, что среди нынешних горьких пьяниц мало таких Вань Курских. Или — здесь мне недостаёт литературного образа — таких алкоголиков, кто пристрастился к вину ещё в детстве и отрочестве и, стало быть, в крайне малой степени виноват в этом сам, но является в полной мере жертвой общественно признанного, терпимого, обыкновенного и — главное! — престижного пития.

Основной, т. е. целевой, лозунг противоалкогольной пропаганды не может быть лжив, и потому он может быть только один: Трезвость! Воздержание! Другой альтернативы пьянству нет и быть не может.

«...Сумейте дать лозунг...»⁴⁰ — это указание В. И. Ленина относится к организации любой пропагандистской кампании.

Конечно, самое важное слово в ленинском указании — «сумейте!». Думаю, оно требует двойного умения: дать правильный лозунг, во-первых, и дать его правильно, во-вторых.

Здесь прежде всего необходим политический подход, помогающий понять социальную необходимость. В рассматриваемом вопросе эта необходимость самым определённым образом выражена В. И. Лениным: «Пролетариат... не нуждается в опьянении, которое оглушало бы его или возбуждало». В который раз цитируем мы этот тезис, чтобы анализ алкогольной проблемы шёл, так сказать, «на привязи» у этого основания. И характерно, что, положив в основу разработанной программы преодоления пьянства политический подход, ЦК КПСС поставил задачу воспитания населения в духе трезвости.

Вчитаемся в контекст ленинского высказывания. Для Владимира Ильича ненуждаемость передового класса истории в опьянении алкоголем прямо связана с его революционной борьбой, сильнейшие побуждения к которой он черпает в своём социальном положении и в коммунистическом идеале⁴¹. При этом В. И. Ленин, строгий политик-реалист, оценивает, согласно им же сформулированному правилу, действительное состояние масс, как он сам писал, без тени фальшивой идеализации⁴². «Рабочий, став передовым вождём бедноты, не стал святым... — писал В. И. Ленин. — Начав коммунистическую революцию, рабочий класс не может одним ударом сбросить с себя слабости и пороки, унаследованные от общества помещиков и капиталистов...»⁴³

Признание зараженности масс пережитками прошлого, в числе которых были в те годы питейные привычки, как и сопутствующие им питейные предрассудки, находится з диалектическом, противоречивом единстве с утверждением «пролетариат не нуждается в опьянении». Разъяснение сущности такого типа противоречий было дано К. Марксом ещё в 1844 г. Процитирую небольшой отрывок из «Святого семейства» (читатели без труда соотнесут размышление К. Маркса со словами В. И. Ленина в записи К. Цеткин): «Дело не в том, в чём в данный момент видит свою цель тот или иной пролетарий или даже весь пролетариат. Дело в том, что такое пролетариат на самом деле и что он, сообразно этому своему бытию, исторически вынужден будет делать»⁴⁴.

Борьбу против пьянства в собственной среде российский рабочий класс начал ещё до революции. После победы Октября она стала частью его социально-преобразовательной деятельности, направлением культурной революции⁴⁵. Вспомним в связи с этим характеристику диктатуры пролетариата, данную В. И. Лениным: «Диктатура пролетариата есть упорная борьба, кровавая и бескровная, насильственная и мирная, военная и хозяйственная, педагогическая и администраторская, против сил и традиций старого общества»⁴⁶. Реализация педагогической функции диктатуры пролетариата, вообще социалистического общества связана и с преодолением питейной традиции, которая враждебна целям коммунистического строительства.

Совпадение с исторической необходимостью — главный, решающий критерий «правильности», т. е. фундаментальности, обоснованности и, наконец, жизненности целей, которые ставит перед собой конкретная деятельность воспитателя, пропагандиста.

Когда целевой лозунг антиалкогольной кампании познан, то для построения механизма его внедрения необходимо обратиться к психологии и педагогике. Они помогут избежать тех отклонений, ошибок, о которых говорилось выше: это эффекты «опоздания», «мимо цели», «эстетизации» и «романтизации» выпивки (вообще её «оправдания» или «общественной реабилитации», по определению писателя В. Белова), «унижение запретом» и др.

В. Б. Ольшанский справедливо писал ещё и об эффекте «прививки», суть которого в порождении иммунитета, невосприимчивости к проповеди. Автор статьи «Разберёмся вместе» верно и проницательно отметил некоторые типичные промахи пропагандистов трезвости, в результате чего она начинает отдавать скучным педантизмом и уступать в привлекательности лозунгу «культурного, умеренного, разумного пития».

Любая пропагандистская кампания должна быть хорошо начата: ударно, весомо и зримо.

Истина пьянства такова, что необходимо бить тревогу. Но, как писал выдающийся гидростроитель А. Е. Бочкин, «бить тревогу» — вовсе не «значит беситься», а «смотреть правде в глаза» — отнюдь не «значит паниковать». И далее продолжал: «Есть ещё такие казённые оптимисты страусовой породы, которые готовы лишить себя обыкновенной способности видеть, слышать и думать, только бы не увидеть и не услышать что-то такое, что не влезает в ворота, о чём и подумать страшно».

О такой слепоте ещё 70 лет назад на Всероссийском совещании по вопросу о борьбе с алкоголизмом говорилось как об «алкогольном дальтонизме». Это «заболевание» получило, к сожалению, достаточно широкое распространение. В коллективной монографии «Советский рабочий: социальный и духовный облик» (Минск, 1983) есть главы о быте, морали, свободном времени, а анализу проблем пьянства не нашлось и строчки. Подготовленная Академией наук СССР, Институтом социологических исследований и Советской социологической ассоциацией книга «Бюджет времени трудящихся промышленности» (М., 1984), содержащая раздел о свободном времени, тоже получилась в этом смысле в розовом цвете: затрат времени на выпивку учёные не обнаружили. «Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу» — таков синдром «алкогольного дальтонизма», равно как и соответствующей близорукости.

«Бьём тревогу!» — таким был один из девизов антиалкогольного движения конца 20-х годов. И это была именно кампания с характерными признаками, о которых уже сказано. Возьмём, к примеру, «детское наступление» на пьянство — демонстрации детей в Сормове, Перми, Вологде и других сотнях городов под бесхитростными лозунгами: «Требуем трезвых родителей!», «Отец! Принеси всю зарплату домой!» и т. д. Такие мероприятия, о которых рассказывал, например, журнал «Трезвость и культура», как пишут очевидцы, не достигали сердец только самых отпетых пропоиц⁴⁷. Это примеры пропаганды, которую можно назвать ударной, почти «шоковой».

Последнее выражение нельзя не прокомментировать: оно характеризует антиалкогольное воспитание как перевоспитание. Последнее, что давно замечено теоретической психологией и практической педагогикой, имеет свои особенности, из чего вытекает и своеобразие тактики перевоспитания. Воспитатель, столкнувшись с укоренившимся предрассудком, заблуждением, ошибочным убеждением (предубеждением), решает вопрос, каким образом их изменить: длительной, маневренной осадой? Ведь сложившееся сознание имеет соответствующие защитные механизмы, стремящиеся воспрепятствовать проникновению чужеродных идей. Или пойти на штурм? Применительно к антиалкогольному перевоспитанию обычно не рекомендуется «путь лобовой атаки», метод «шоковой» пропаганды. Чаще советуют пойти в обход. Так, один из известных журналистов писал: «Непрофессиональное преподнесение материала и так называемая тактика «шока» вредны».

Верно ли? Давайте прислушаемся к мнению А. С. Макаренко. Как практик и теоретик преимущественно перевоспитания, он был «уверен, что так называемая перековка, выправление характера не должны происходить эволюционно, на протяжении длительного времени», что расстояние между антисоциальными привычками и привычками, социально приемлемыми, может преодолеваться быстро. Более того, «выправление характера гораздо лучше производить методом... взрыва», «перековка всегда совершается взрывно»⁴⁸. Взрывно — значит революционно, скачком.

Коммунистическое воспитание — революционно-преобразующее по своему существу, скачок от старого состояния к новому. В этом, общем смысле оно равнозначно перевоспитанию. Что касается антиалкогольного воспитания, то значение «перевоспитания» вытекает из самой его направленности как «антиалкогольного». К тому же и отмеченное в постановлении ЦК КПСС обострение проблемы пьянства и алкоголизма побуждает нас искать и отдавать предпочтение более эффективным и более ускоренным методам искоренения вредной привычки и окружающих её питейных убеждений, более действенным методам воздействия на их носителей.

Возможно, возникнет сомнение: не является ли макаренковский «метод взрыва» инструментом для узкого диапазона использования, не ограничен ли он контингентом испорченных несовершеннолетних? На это есть по меньшей мере два возражения. Во-первых, концепция великого советского педагога, безусловно, не является возрастной (хотя и возрастной тоже, но вторично); это общая концепция перековки, независимо от того, идёт ли речь о личности или о коллективе. Во-вторых, возможность взрывного антиалкогольного перевоспитания подтверждается практикой, в том числе трезвенническим движением конца 20-х годов.

Это не только тот «детский поход» против пьянства родителей. Это еще, например, и женский агитпоход в Сальском районе нынешней Ростовской области, в результате которого около 70 пьяниц подали заявления с просьбой... судить их⁴⁹.

Пытаясь раскрыть секрет такой эффективности, во-первых, замечаешь, что подобные методы, как говорится, задевают за живое, а во-вторых, понимаешь, что они действенны потому, что затрагивают коренной интерес, коренную привязанность, которые исчезают полностью только у окончательно деградировавших субъектов. Обращаясь к известному высказыванию К. Маркса, понимаешь, что идея трезвости посрамляет себя и отскакивает от стены питейных предубеждений лишь в том случае, если проповедь воздержания от алкоголя абстрактна, скучна, далека от повседневных забот и интересов тех, к кому она обращена. И напротив, она находит благодарных слушателей и последователей, быстро реализующих её в поведении, если обращается к тому, что близко и дорого аудитории, не обходит острых, больных для неё вопросов, если носит наступательный характер, — этим качествам и должна отвечать антиалкогольная пропаганда, как говорится в постановлении ЦК КПСС.

В том, сколь значителен может быть результат применения «метода взрыва» в антиалкогольном перевоспитании, убеждает и современный опыт. Наиболее характерный пример — это, по-видимому, история возникновения и развития трезвенного движения в Академгородке Сибирского отделения АН СССР. Оно началось в ответ на выступления академика АМН СССР Ф. Г. Углова, в которых вопросы борьбы с пьянством были поставлены именно остро и наступательно. В итоге за несколько месяцев в добровольное общество трезвости Советского района Новосибирска вступило несколько тысяч рабочих и научных сотрудников и членов их семей⁵⁰.

Подобных примеров, когда люди, казалось бы прочно стоящие на позиции, что «культурная», умеренная выпивка безвредна, что «выпить можно — напиться грех», разом, взрывно, резко перевоспитываются, становятся трезвенниками, много. И в этом нет ничего удивительного. «Могущество воспитательного приёма у нас, в Советском Союзе, неизмеримо, — утверждал отнюдь не романтик, а суровый реалист воспитания А. С. Макаренко, — мы даже представить ещё не можем, каким всесильным оно может быть...»⁵¹. Объяснение такого могущества лежит в природе социалистических общественных отношений, активно влияющих на подъём культурного и политического уровня трудящихся, на формирование высоких идейно-нравственных убеждений и привычек.

Таково общее основание, обеспечивающее результативность правдивой антиалкогольной пропаганды, сурово и прямо говорящей об остроте проблемы. Психологическая особенность такой пропаганды может быть названа, если заимствовать спортивную терминологию, как применение «болевого приёма». С его помощью преодолевается сопротивление равнодушия к питейной проблеме, которое особенно характерно для тех, кто социально бесчувствен и лично не страдал или не страдает от пьянства. Такой приём действен и против скептицизма, свойственного и тем, кто потерял надежду победить зелёного змия, и тем, кто, выдавая скепсис за разумное сомнение, оберегает тем самым себя от побуждений к энергичному действию. «Скептицизм — это противоядие против всех тревог», — говорил Б. Рассел. «Шоковая» пропаганда позволяет победить скептицизм обезверившихся или холодных. Таково, например, действие научно-популярных кинофильмов, безжалостно — по отношению к зрителям — показывающих психически и физически неполноценных детей, обязанных своим несчастьем алкоголизму родителей. Эти фильмы снова стали демонстрировать и в кинотеатрах, и по телевидению, но показательно, что долгое время такие картины были не в чести и целесообразность их публичного показа оспаривалась в центральной печати как раз за то, что они страшные и потому-де не нужно дергать людям нервы ужасными сценами. При такой «заботе» к нервам не стоит, очевидно, бить в набат и при пожаре.

Примеры эффективного применения «шокового» воздействия на аудиторию знает и печатная публицистика. Многим запомнился, например, очерк спецкора «Литературной газеты» Зория Балаяна о том, как у варпета (мастера) Або, которого почитали «все в Ереване» за высокий профессионализм (он красил автомобили), рождались в результате «пьяного зачатия» слабоумные дети, и о том, как тот повесился, согласно авторскому истолкованию, из-за угрызений совести⁵². Эта страшная история имела продолжение и в той же «Литературной газете», и в «Комсомольской правде». А в мае 1985 г., уже после выхода партийно-правительственных постановлений, в передаче Центрального телевидения, в которой участвовал сам 3. Балаян, было рассказано о том, что во всех Дворцах бракосочетания и загсах Армении молодоженам вручается брошюра, повествующая об этой трагедии и предупреждающая о необходимости полной трезвости в брачной жизни. Сообщалось, что все прочитавшие брошюру, будучи потрясены жестоким реализмом рассказа, клялись не нарушать завета трезвости.

Такому практическому эффекту журналистского выступления можно только позавидовать. Одновременно он убеждает в воздействующей силе просвещения потрясением, взрывом, шоком. Убеждает намного сильнее, чем голословное утверждение, что тактика шока вредна, хотя и принадлежит оно... тому же Зорию Балаяну. По-видимому, дело здесь в неправильном истолковании самой сущности «шоковой» пропаганды, под которой неправомерно понимается надоевшее и воистину занудное стращание циррозами и психозами.

Бросается в глаза ещё одно коренное различие между истинно «шоковой» и псевдошоковой пропагандой. Вторая, суррогатная взывает только к индивидуальному (значит, в какой-то степени эгоистическому) благоразумию: не пей — захвораешь! Первая призывает бороться с выпивкой как общественной опасностью, бороться подчас вопреки благоразумию: ведь приходится идти и против чьих-либо мнений, нередко выступать против большинства из ближайшего окружения, рискуя получить репутацию «белой вороны» или даже клеймо «ханжи».

Действительно, «шоковая» пропаганда апеллирует к гражданским чувствам, к политической сознательности, приподнимая человека над трясиной всепрощающей бытовщины, где снисходительность выдается за доброту и широту души, а беспринципность — за терпимость и заботу о человеке.

Бытовщинная мелкотравчатость антиалкогольной пропаганды долго была пороком, снижавшим её эффективность. И напротив, примечательным качеством все больших публикаций последнего времени является их, как говорил М. И. Калинин, «политизация». Один из многочисленных примеров — письмо учителя В. Рочева из Сыктывкара. Он призывает со страниц «Советской России»: «...праздники установлены в память знаменательных событий. Давайте же красочно, ярко чтить эти события, а не отшибать себе память вином».

Взяться бы за это дело той же «Советской России», коль скоро она дала трибуну этой идее, тем более что такой опыт есть. Например, в Москве в 1928 и 1929 гг. по случаю празднования 7 ноября и 1 Мая прекращалась продажа водки, что облагораживало обстановку этих праздников, не говоря уже о резком снижении количества всевозможных нарушений общественного порядка и значительном уменьшении прогулов в последующие дни.

Уважение вызывает инициатива нескольких тысяч участников трезвенного движения в Академгородке Сибирского отделения АН СССР, которое возглавляют коммунисты. Проникнувшись пониманием высокого идейно-нравственного значения праздника советских людей — Дня рождения В. И. Ленина и следуя примеру своих предшественников конца 20-х годов, новосибирские трезвенники выступили с почином превратить Ленинский субботник не только в день коммунистического отношения к труду, но и в день воздержания от алкоголя. Об этом говорилось на митингах по случаю субботника, в специальных плакатах-обращениях. По указанию Советского райкома КПСС и райисполкома г. Новосибирска во время субботника ни один из магазинов этого района не торговал алкогольными изделиями.

Что касается опыта 20-х годов, то тогда отрезвление праздников имело как идейно-политическое, так и хозяйственное значение. Эффект кратковременных «осушений» (не только «майских» и «октябрьских», но и обычных выходных дней тотчас же разъяснялся активистами обществ трезвости, которые приходили в трудовые коллективы и с цифрами и фактами в руках доказывали, сколь благотворно сказалась воскресная трезвость на работе в первые дни недели и на общественном порядке.

Этим обеспечивался также принцип непрерывности пропагандистского действия, соблюдение которого при проведении кампании также обязательно. Каждое новое выступление пропагандиста должно быть таким, чтобы усиливался эффект от предыдущего, чтобы оно доходило до ума и сердца советского человека. Понятно, что тут требуется особое мастерство, иначе неизбежен тот самый эффект «прививки». Казалось бы, тупик? Ведь непрерывность вряд ли возможна без повторений, значит, и легко надоесть читателю, слушателю. С другой стороны, В. И. Ленин указывал, что в пропаганде «повторений нам бояться нечего»⁵³.

Есть, однако, повторения и повторения. При проведении пропагандистской кампании обязательно повторение смысла распространяемой истины, но опасно непродуманное использование повторяющихся средств и форм, приводящее к топтанию на месте. К сожалению, подобная «пробуксовка» темы наблюдается и сейчас. Листаешь иную газету... Подборка писем-откликов... Снова подборка... И снова... Обзор писем... Опять подборка... Основное содержание — человеческие исповеди о горе, причиняемом пьянством. Это естественно: у кого что болит, тот о том и говорит. Да и поддерживать напряжённые кампании надо. Но необходимо двигаться вперёд — в глубь предмета, к пониманию того, что горе пьянства содержится уже в малой дозе, не приводящей к видимому отравлению и эксцессам. Эту незаметную пакость читатели, как правило, не видят, потому что эпизодическими наблюдениями сползание от умеренности к неумеренности, процесс падения человека, потери им чести, совести, чувства долга не ухватываются.

Как следует проводить пропагандистскую кампанию, с тем чтобы она не выродилась в кампанейщину, и насколько она может быть эффективна, можно судить и по современным примерам.

Довелось мне несколько лет назад познакомиться с обыкновенной канцелярской папкой в Сормовском райкоме партии г. Горького. В этой папке — поучительный пример эффективной работы с публикациями нашей прессы.

«Правда» напечатала коллективное письмо «Утверждать здоровый быт» о налаживании массового движения за трезвый образ жизни. Райком партии принял решение широко обсудить это выступление главной газеты страны. Письмо было распечатано отдельной листовкой в 1000 экз., разослано по предприятиям, учреждениям, учебным заведениям. Оно зачитывалось вслух и вывешивалось для всеобщего прочтения. Потом было проведено около 300 собраний, на которых присутствовали, как о том записано в упомянутой папке, 21 322 человека, выступили 1226 человек. Обобщив содержание выступлений и 106 замечаний и предложений, райком заключил: более 15 тыс. сормовичей — за прекращение продажи алкогольных изделий. К такому сдвигу в общественном мнении может привести чётко организованная пропагандистская кампания.

Высокая доля сторонников радикального «осушения» прилавка не должна казаться чем-то исключительным. К примеру, во время перевыборов Московского Совета, сопровождавшихся всеобщим голосованием московских трудящихся по вопросу алкоголизма, как сообщал журнал «Революция и культура» (1929 г.), треть проголосовавших потребовала «полного прекращения в Москве торговли алкогольными напитками, а две трети — немедленного крупного ограничения (указывают: на 40 и 50% и т. д.)». При этом нужно учесть в несколько раз меньший уровень потребления алкоголя сравнительно с нынешним.

Здесь же интересно привести результаты опроса нескольких сот специалистов, участников Всесоюзной конференции по вопросу борьбы с алкоголизмом в условиях промышленного города, состоявшейся в г. Дзержинске Горьковской области. 52% участников конференции высказались за полное прекращение производства и продажи алкогольных изделий (газета «Ленинская смена», 1982, 10 января).

Возвращаясь к пропагандистской кампании в Сормове, важно подчеркнуть, что помимо собраний в районе в это же самое время состоялось несколько сот лекций, которые читали, в частности, лекторы секции трезвого образа жизни общества «Знание». С рассказами о своём житье-бытье без алкоголя выступали сормовские трезвенники. То есть согласованно, в комплексе работали конструктивное обсуждение (с принятием решений), просвещение и личный пример воздержания.

Привлекательный и убедительный показ жизни без алкоголя, как и борьбы с пьянством, пожалуй, наиболее ответственная задача антиалкогольной пропаганды.

Писатель Владимир Крупиц, отметив в обзоре почты «Правды» пользу публикаций против пьянства, показывающих «черноту бездны, в которую ведёт слабость к алкоголю», призывал усилить «воспитание положительным (и обязательно заразительным!) примером».

Что делает пресса, все средства массовой пропаганды, искусство, чтобы помочь положительному примеру в борьбе с отсталыми обычаями и привычками, предрассудками и консерватизмом быта? Пока что мало и не так успешно, как нужно. Лет десять назад два молодых горьковчанина, комсомольских работника, сыграли благодаря поддержке горкома комсомола трезвую свадьбу, да ещё в ресторане, да ещё в день, когда верующие отмечали пасху. Кое-кто этот факт охарактеризовал как вызов обществу.

Эта жизненная коллизия не заинтересовала прессу. Маленькое сообщение дала многотиражная газета «Автозаводец». Одобрительно отозвался об этом факте спустя пару лет журнал «Молодой коммунист». Ни три большие местные, ни несколько центральных газет не расценили это событие как важное (у меня хранятся соответствующие отказы и отписки, присланные мне автором отвергнутых корреспонденций).

Сейчас о трезвых свадьбах, вечерах, новогодьях и т. д. пишут и в местной прессе, и в центральной. «Правда» осветила и похвалила трезвую свадьбу, подготовленную днепропетровским клубом трезвости «Родник». Своего рода кампанию-дискуссию о трезвых свадьбах повела «Советская культура», нащупывая ту конфликтность культурного сдвига в нашем быту, в которой намерения молодых сторонников трезвого свадебного обряда, как правило, наталкиваются на инерцию укоренившейся привычки старших топить это ответственное событие в разливанном море алкоголя⁵⁴.

А вот на телевидении трезвым свадьбам (не в упрек будет сказано: дело-то новое!) пока, по-моему, не везет. Ведь показать хоровод — этого мало, хотя зрители, конечно, могут домыслить его превосходство над пьяным бедламом, но их надо увлечь, заразить. В реальной жизни новые, безалкогольные формы общения утверждаются в острой борьбе, фронт которой проходит через семьи, трудовые коллективы, через неформальные товарищеские компании. Важно показывать эту борьбу так, чтобы помогать сторонникам трезвого образа жизни и его сегодняшним противникам, т. е. учить разрешать конфликты.

Очевидно, необходим целесообразный баланс работы прессы: разоблачительной (по отношению к питейным привычкам) и созидательной (по отношению к альтернативным трезвенным нормам поведения и общения). Только в этом случае печать будет правильно ориентировать практических работников, помогать им в новом и потому относительно трудном деле. Между тем инерция прошлого опыта, когда журналисты употребляли своё перо преимущественно для описания эксцессов, порождаёмых пьянством, продолжает сказываться и сейчас. Член антиалкогольной комиссии одного из московских предприятий В. Г. Ширяев проанализировал на основании газетных вырезок (присылаемых Мосгорсправкой) направленность и содержание июньских и июльских публикаций по борьбе с пьянством (это разгар пропагандистской кампании, вызванной опубликованием 17 мая постановления ЦК КПСС). Так вот: в центральных, столичных и ленинградских газетах — при общем количестве напечатанных материалов около 200 — соотношение статей, очерков, корреспонденции, пропагандирующих положительный пример, трезвый образ жизни, и публикаций обличительно-критической направленности 1:10. Не бедновато ли?

Могут сказать: так и в жизни пока что заметно больше алкогольных свадеб по отношению к безалкогольным, алкогольных дней рождения или новоселий по отношению к безалкогольным и т. д. — вообще житейских эпизодов, когда по традиции принято выпивать, больше по отношению к эпизодам, когда эта традиция нарушена.

Да, такое возражение услышать можно. Грамотный журналист и пропагандист, однако, всегда найдет, как опровергнуть такой «арифметически-нейтралистский» реализм: внимание к росткам нового, поддержка их завещаны нам В. И. Лениным.

Здесь важно отметить, что смысл публикаций о положительном примере не только в количественном эффекте. Единичный факт быта, частное событие благодаря публикации в прессе получают новое качество.

Фиксируя факт в потоке быстротекущей жизни, газета, журнал, во-первых, как бы останавливают его для обозрения. Одновременно они утверждают его, отмечая такой факт знаком общественного признания. Одно дело, если Пётр сказал, другое — «Правда» писала (показательно, что в общественном мнении превалирует авторство органа печати). Во-вторых, факт воспринимается не как случай, а как тенденция — тем самым возрастаёт его убеждающая сила. И в-третьих, у желающего следовать примеру, но не очень уверенного в себе появляется опора в авторитете.

Пресса, средства массовой информации обладают способностью консолидировать, сплачивать общественное мнение. Сфера же приложения этой способности огромна — 98% взрослого населения страны.

Проведение пропагандистской кампании, объектом которой становятся сотни миллионов людей, — дело тонкое и сложное. Трезвенная пропаганда также должна учитывать эти сложности и тонкости, стремиться не повторять прежних ошибок.

В. Б. Ольшанский подверг, например, критике так называемый «трезвеннический экстремизм». С питейным «экстремизмом» все, как говорится, ясно. О трезвенническом же впервые с определённостью написал В. Б. Ольшанский. Продолжая начатое им, отделим с той же определённостью такой экстремизм, при всей его нетипичности и единичности, от трезвенничества настоящего, истинного, гуманного, Дополню: и зрелого!

Видимо, некоторая первоначальная враждебность пьющему окружению, своего рода активная оборона, является вполне объяснимой — но не обязательной! — для роста трезвеннических объединений, будь то общества или клубы, когда они стараются отстоять свои принципы безалкогольного быта от насмешек и презрения любителей выпить. Мне уже довелось писать в «Журналисте» об одном из таких обществ, которое на первых порах в порядке самообороны придерживалось девиза: «Гусь свинье не товарищ — трезвый пьющему не друг», но вскоре поняло его ошибочность и недальновидность, сменив ориентацию на прямо противоположную, но верную по существу: «Трезвенник — первый друг пьющего!»

Высокомерие трезвенника, желание подчеркнуть своё превосходство над пьющим ничуть не привлекательнее и не обоснованнее распространённой кичливости «умеющего пить». Трезвость, конечно, выше нетрезвости. Это абсолютная истина. Но из неё вовсе не следует, что любой трезвенник превосходит любого пьющего. Это так же неверно, как то, что любой образованный превосходит неграмотного, хотя неграмотность по всем статьям и уступает образованности.

Пропаганда любого блага не оправдывает применения ради этого, так сказать, неблагих средств, какими бы благими ни были при этом намерения пропагандистов.

В этом убеждают и издержки трезвенного движения 1928 — 1930 гг., когда пропагандистская кампания подчас «раскручивалась» до того, что пропагандисты не разбирали, на кого падали удары обличения, в частности политического, и какой они были силы.

Навыки классовой борьбы подчас механически, явно не злоумышленно, переносились на борьбу с пороками, заблуждениями, слабостями масс. Вопрос «кто — кого», поставленный в переходный период как формула непримиримого противоборства социализма и капитализма, не всегда точно применялся в антиалкогольной борьбе.

Праведное движение детей против пьянства родителей, иначе за их отрезвление, обозначалось как «детский поход против взрослых». Пионерские «восстания» против водки и «налёты» на алкоголь иной раз приводили к тому, что дети разбивали лавки Центроспирта. Верный лозунг «Пьянство — угроза пятилетке и социалистическому строительству» механически и, разумеется, неправомочно переводился в личный план, и тогда хлесткие ярлыки «враг», «вредитель» приклеивались без разбору, в том числе и тем труженикам первой пятилетки, которые честно делали своё дело, но одновременно были носителями питейных привычек и заблуждений.

Иными словами, в таких случаях не соблюдался совет В. И. Ленина не допускать оскорбления людей, не вносить остроту в борьбу, когда дело касается предрассудков масс⁵⁵. Это ленинское предупреждение, относящееся к антирелигиозной работе, имеет, конечно, общее методологическое значение. Ведь как в атеизме борьба против религиозного дурмана означает борьбу за верующих, так, например, и в антиалкогольном движении борьба против пьянства — это борьба за освобождение пьющего от питейных привычек и взглядов.

Когда гельсингфорские моряки провозглашали: «Смерть тому, кто не выполнит зарока!», то патетическая «свирепость» (выражение Антонова-Овсеенко) этой формулы трезвости была оправдана моментом: дело шло о жизни или смерти Октября.

Когда в 1929 г. осуществляли принцип «Долой тех, кто пьёт!» — это был вполне объяснимый, но, однако, уже очень часто несправедливый и безоглядный робеспьеризм. Читаю в «Трезвости и культуре», как из заводского коллектива был изгнан за пьяные прогулы 18-летний рабочий, бывший беспризорник, и понимаю, что такая «политика» противоречила принципу революционного переустройства человека: «Отмыть каждого от грязи, очистить от коросты старого мира!»

В наши дни немало таких бойцов против пьянства, которые, своекорыстно обходя своим осуждением умеренное, «культурное» винопитие, не жалеют крепких слов по адресу тех, кто пьёт много.

Тут я невольно отклонился от темы «психология антиалкогольной кампании» и затронул вопрос, какой она должна быть с этической точки зрения. Однако вернемся к психологии и соответственно к принципам организации такой кампании, которая диктуется психологическими закономерностями.

Никакая кампания немыслима без единства пропагандистских устремлений и установок. Нам же теперь приходится пожинать плоды несогласованности в действиях, когда наблюдался эффект «сломанного компаса»: один орган печати указывал одно направление, а другой — прямо противоположное. В. Крупин писал в «Правде» о пиве как алкогольном напитке, что является азбучной истиной, и предупреждал об опасности пивного пьянства, о чём, кстати, наука твердит десятилетия, а популярный еженедельник спустя несколько недель безапелляционно заявлял: «В принципе ни один человек против пива возражать не станет...» Авторы в этом уверены. Уверенность же без знания предмета превращалась в самоуверенность, самомнение. Ведь сколько уж было написано про мнимое французское умение пить без вреда, а массовый сатирический журнал восхищался: «Пьют много, а пьяных нет!» Получалось и впрямь: чтобы писать, не обязательно читать.

Примеров подобной неразберихи было множество. А межведомственный совет по противоалкогольной пропаганде, учрежденный ради того, чтобы такой неразберихи не было, бездействовал.

Создание Постановлением ЦК КПСС организационных предпосылок для антиалкогольной пропагандистской кампании, опора на научные принципы уберегут её от заболевания кампанейством и наверняка обеспечат успех. Мнение, что проповедь «Не пить совсем!» бесперспективна, и есть только мнение, предположение.

Принятая партией и правительством программа преодоления пьянства и алкоголизма является выводом-обобщением сознательной воли советских людей, содействует повышению их трудовой и общественной активности, положительно сказывается на нравственной атмосфере в обществе. Центральный Комитет партии непрерывно контролирует ход выполнения намеченных мер. В июне и июле Политбюро ЦК КПСС рассмотрело важные аспекты решения проблемы. На состоявшемся в сентябре очередном заседании было подчеркнуто, что утверждение трезвости как нормы нашей жизни — важнейшая общепартийная и общегосударственная задача, которая будет и впредь осуществляться твёрдо и неукоснительно. Комитет партийного контроля при ЦК КПСС строго указал ряду партийных и советских работников на недопустимость проволочек в обеспечении такого материального условия борьбы за трезвый образ жизни, каким является ограничение и сокращение реализации спиртного, хотя в первом полугодии 1985 г. и не был выполнен план розничного товарооборота. Все это говорит о целеустремлённости антиалкогольной политики партии и государства, целью которой является полная ликвидация пьянства.

Вырисовывается вполне определённая перспектива, которой нужно увлечь миллионы, чтобы выработанная антиалкогольная программа стала практически всенародным делом, чтобы она задела за живое, дошла до разума каждого советского человека. В январе 1920 г., высоко оценив статью Г. М. Кржижановского об электрификации промышленности, В. И. Ленин рекомендовал добавить к ней план «политический или государственный, т. е. задание пролетариату...». «Его надо дать сейчас, — продолжал В. И. Ленин, — чтобы наглядно, популярно, для массы увлечь ясной и яркой (вполне научной в основе) перспективой: за работу-де...

Повторяю, надо увлечь массу рабочих и сознательных крестьян великой программой на 10 — 20 лет»⁵⁶.

Как считал Владимир Ильич, такого рода пропаганда должна вестись «с размахом или «с загадом»»⁵⁷. Если мы строго оценим, как пропагандируем постановление ЦК КПСС «О мерах по преодолению пьянства и алкоголизма», то увидим, что для достижения установленных В. И. Лениным критериев (размах, яркость, популярность, увлечение масс перспективой) нам предстоит ещё многое сделать.

Увлечь перспективой — будем помнить об этом.

Относительно содержания этой перспективы в настоящее время разнобоя нет. «Компас» антиалкогольной пропаганды исправлен. Средствам массовой пропаганды чётко определено направление — воспитание населения в духе трезвости. Однако возник новый разнобой — в рамках трезвенной ориентации.

В какой-то степени этот разнобой передаёт заочная и, по-видимому, спонтанная полемика между двумя публикациями двух центральных газет летом этого года. Одна называлась «Таблетки трезвости» и сообщала о затруднениях во внедрении нового лекарственного препарата, обладающего высокой эффективностью подавлять влечение к спирту у алкоголиков. Другая — «Лекарство для сына» рассказывала, как мать, первоначально безуспешно пытавшаяся раздобыть «чудодейственные таблетки» от алкоголизма, случайно прочла заметку о нижнетагильском обществе трезвости, съездила в этот город и, «когда вернулась, ей ещё не верилось, что спасительное средство, которое она искала так далеко от дома, в её руках...»⁵⁸. Не таблетки, не психотерапия, а активное личное самостоятельное участие сына В. С. Стольниковой, организатора второго на Урале общества трезвости, в антиалкогольной работе стало тем «лекарством», которое обратило его к трезвости.

Налицо биологический и социальный подходы к природе употребления алкоголя. Согласно первому, к выпивке влекут те или иные биохимические процессы, протекающие в организме, и подавление этих процессов-«провокаторов» может предупредить выпивку. Однако тот факт, что побуждение к выпивке, сама она и её последствия сопровождаются биохимическими процессами, не может нам объяснить питейного поведения большинства и приобщения подростков, молодёжи к алкоголю. Биохимические процессы сопровождают всякий поступок, всякую деятельность: трудовой энтузиазм и боевой подвиг, сострадание чужому несчастью и восхищение симфонией Бетховена, стремление к спортивному рекорду и переживание за любимую хоккейную команду. Побудителями же поступков являются интересы и потребности человека, реализуемые во взаимодействии с другими людьми.

Попытки биологизаторства в объяснении поведения человека давно осуждаются материалистической философией. Показательно в этом отношении мнение видного представителя естествознания, генетика, академика Н. П. Дубинина: «...в индивидуальном развитии человека все биологические механизмы нормальных и даже патологических процессов (курсив наш — С. Ш.), связанных с проявлением элементарных поведенческих реакций, опосредуются социальными условиями по многоканальным связям с внешней средой, путём взаимодействия чувственной сферы с общественно-историческим опытом, при формировании мировоззренческого фундамента личности. Поэтому содержание поведения, его осмысленная направленность целиком определяются содержанием социальной программы»⁵⁹.

Уже много лет назад (первоначально доктором экономических наук Б. М. Левиным, а потом и другими исследователями) на основании большого количества социологических исследований была сформулирована закономерность питейного поведения подавляющего большинства людей, приобщающихся к употреблению алкоголя: не хотим, не любим, но пьем, потому что так принято⁶⁰. Эта формулировка эквивалентна фундаментальному теоретическому положению, которое, вообще-то говоря, и не нуждается в подкреплении эмпирическими измерениями: в основе поступков, поведения человека — его социальные потребности, двигатель его деятельности.

Спор о питейной природе поведения человека отразился на страницах «Известий». Медик защищал позицию, что «необходимо научиться переводить биохимию организма от «предпочтения алкоголя» к «предпочтению воды», повернуть стрелки биологических часов в сторону трезвости». Философ предупреждал, что «нельзя забывать о социальных причинах, вызывающих это уродливое явление», т. е. пьянство⁶¹.

Сейчас, когда взят чёткий курс на организацию массового трезвенного движения в рамках и под руководством Всесоюзного добровольного общества борьбы за трезвость, не нужно создавать иллюзию, что победа над питейным поведением возможна на путях фармакопеи, с помощью психотропных средств, транквилизаторов и т. п. Такая иллюзия вредна потому, что, во-первых, отвлекает от действительно реального пути успешного решения проблемы, а во-вторых, медико-фармакологический путь пригоден лишь для относительно малого количества случаев зависимости человека от алкоголя — только тогда, когда в организме пьющего произошли глубокие патологические изменения. Большинство же пьющих при наличии трезвенного окружения и при отсутствии или малой доступности алкогольного соблазна способно даже без клинической помощи стать на путь воздержания от алкоголя, как это, напомню, и произошло в первое время приостановления винной монополии.

С этой же точки зрения вызывает недоумение и тот ажиотаж, который не без помощи печати возник вокруг одной психотерапевтической методики избавления от пристрастия к спиртному, согласно которой пьющий на определённый срок «кодируется» от тяги к алкоголю. Будучи зависим от «кода», он потом вынужден приезжать к врачу для нового «кодирования». Эта методика, кстати, является аналогом практики обетов воздержания от пьянства, которые давались в церковных обществах трезвости тоже на какой-то срок, обычно на время «великого поста», и закреплялись молебнами, что в психологическом плане схоже с «кодированием». У больного в этом варианте не вырабатывается стойкого самостоятельного убеждения и воли противостоять воздействию пьющего окружения. Он по существу остаётся постоянно больным, но лишь «всё время временно воздерживающимся», а поведение его остаётся зависимым от чужого внушения. Ясно, что такое избавление от привязанности к алкоголю и невозможно для больших масс, и не может быть прочным, потому что прочным вообще может быть только то, что укоренилось в собственной структуре деятельности личности.

Уместно привести в этой связи образное сравнение Т. С. Мальцева: «На следующую весну поле можно восстановить обработкой, обильно удобрить, отладить технику и засеять лучшими, отборными семенами. С человеком сложнее. Во-первых, не сразу огрех в его душе заметишь, а во-вторых, трудно добиться желаемого результата без его собственных усилий в самосовершенствовании, духовном развитии»⁶².

Серьёзность и сложность проблемы побудили отметить эти отклонения от выбранного пути борьбы за преодоление пьянства и алкоголизма. Но с удовлетворением можно сказать, что наша печать, радио и телевидение уделяют большое внимание именно магистральному пути — общественной самодеятельности по налаживанию трезвого образа жизни. Отмечу, например, последовательность «Недели», которая только в июле дважды (№28, 29) дала интересный и поучительный материал о мужском клубе трезвости в смоленском колхозе «Заря», а через неделю увлекла в известное уже читателю многотысячное общество трезвости Академгородка Сибирского отделения АН СССР.

Говоря о такого рода публикациях, остаётся сожалеть, что их пока мало.

Надо полагать, что читатели обнаружили ещё одну привлекательную особенность антиалкогольной кампании этого года. Я имею в виду резко возросшее внимание к вопросам свёртывания алкогольного производства, и «укорочения» питейного прилавка. Эти меры были, как известно, намечены в постановлении ЦК КПСС и дополнительно рассмотрены на заседании Политбюро Центрального Комитета в июле 1985 г. Стоит при этом вспомнить, что, например, в 1978 г. В. Жидков в обзоре антиалкогольных газетных публикаций сетовал на то, что «не разбито ещё как грубо ошибочное... мнение некоторых руководителей... полагающих, что запрещение и даже ограничение продажи спиртного пагубно отразится на доходах от местной торговли», и советовал «внимательней присмотреться к психологии таких «радетелей финансов», разобраться, что стоит за ней»⁶³.

Не то сейчас. Из опубликованных только в первом полугодии 1985 г. материалов «Правды», «Известий», «Советской России», «Комсомольской правды» и других газет можно составить своего рода сборник — к слову сказать, весьма полезный — и о технических возможностях хранения и переработки (без сбраживания) плодово-ягодного сырья, и о имеющейся практике перевода винодельческих предприятий на изготовление полноценных продуктов питания, и об опыте торговых организаций, которые, убрав с прилавка спиртное, тем не менее сумели не потерять и кассовых сборов, и, напротив, о безынициативности тех хозяйственников, которые не спешат менять ориентацию и продолжают надеяться на выполнение финансовых планов с помощью так называемой «бутылочки-выручалочки», и о других аспектах того не простого, хотя и отнюдь не «тупикового» вопроса, каким является вытеснение алкоголя из системы социалистического производства и распределения.

К этой проблеме мы ещё вернемся в третьей главе книги. Здесь же применительно к предмету разговора о пропагандистской кампании необходимо отметить, что усиление внимания к важному делу хозяйственного обеспечения процесса отрезвления происходит подчас без должной идеологической поддержки. Вспомним, как в 1929 г. сокращению производства и продажи пива в Москве сопутствовала широкая пропагандистская антипивная кампания, включавшая формирование и изучение общественного мнения рабочих: 92% опрошенных посетителей столовых высказалось тогда за прекращение в них торговли пивом, после чего и были закрыты 2 из 3 московских пивоваренных заводов. В этом году в столице также сокращается реализация пива — закрыты 14 пивзалов. А общественное мнение не подготовлено. Популярный еженедельник опубликовал мои заметки о пиве как наиболее удачливом (сравнительно с водкой) алкогольном соблазнителе юношества. В виде реакции — недоуменные (наряду с большинством одобрительных) письма читателей: пиво, дескать, безалкогольный напиток, пивного алкоголизма вообще не существует, а то, что отрезвление может быть сорвано пивом, — выдумка...

Слов нет, ограничение и в конечном счёте ликвидация самого источника алкогольного отравления — необходимое и первичное условие преодоления пьянства и алкоголизма. Потому и оправданно внимание журналистов к этому делу. Но, размышляя о сокращении предложения алкоголя, нельзя забывать и о проблеме спроса на него, который питается в основном «концепцией» допустимости малоградусных алкогольных изделий и «малых доз». «Не перевелись, к сожалению, у нас сторонники «культурного», умеренного употребления спиртных напитков, — писал вскоре после публикации постановления ЦК КПСС томский нарколог Ю. Прядухин. — Какой вред нанесли и продолжают наносить эти идеи!»⁶⁴. Нужно к тому же учесть, что борьба против этих идей намного сложнее и труднее борьбы с производством вина и пива. И не только потому, что миллионы заблуждающихся — это не несколько тысяч «радетелей питейных финансов», но и потому, что заблуждения нельзя отменить — их можно лишь преодолеть.

Ещё совсем недавно видный психолог сомневался в целесообразности афишированного, демонстративного провозглашения лозунга трезвости (он, дескать, непопулярен и вызывает заведомое отталкивание многих). Теперь же девиз «Трезвость — норма жизни» — главный в антиалкогольной пропаганде. Он — самая ходовая шапка на газетных страницах, так что пора задуматься и о том, как бы не превратить эту популярность в расхожесть с неизбежной инфляцией этого понятия и превращением его в пустой пропагандистский знак (когда он становится и остаётся именно только обозначением, за которым может скрываться иное содержание — и нетрезвость, и даже антитрезвость!).

История и наш повседневный опыт учат, что объектом корыстного промысла — мелкого и крупного — могут стать любые блага. Примечательно, что тенденцию наживы на трезвости своевременно подметила, по моим наблюдениям, именно публицистика. Едва ли не первый пример — фельетон В. Прохорова «Свадьба с квасом»⁶⁵. В его основе — факт, который не бог весть какой оригинальный, но в нынешней ситуации весьма знаменательный. В качестве средства маскировки герой фельетона избрал трезвость. Если стало выгодно маскироваться под трезвенника, значит, она становится престижной. Но будем бдительны: значит, к большому делу могут примазаться и лицемеры, и деляги, которые будут приобретать моральный капитал на трезвости и только порочить её в глазах населения. Чего стоит в связи с этим объявление в «Московских новостях» (1985, 7 июля) человека, представленного в качестве убеждённого трезвенника, пьющего лишь один лимонад, но неоднократно заявлявшего, что борьба с пьянством с позиций трезвости — это ханжество, а рекомендации, какое вино подавать к какому блюду, являются средством борьбы с пьянством⁶⁶.

Но ещё прежде выгоду маскировки под трезвость усвоило... пьянство, которое всегда мимикрировало под «умение пить». Была, например, предпринята попытка заменить традиционное понятие «умеренно пьющий» на новое — «умеренно трезвый»⁶⁷.

Это издержки, по-видимому, неизбежные, их нужно видеть и предвидеть, чтобы они не сорвали пропаганду трезвости. В целом в настоящее время условия для такой пропаганды созданы весьма благоприятные. Историческая необходимость (объективная ненуждаемость нового общества в опьянении) и закон трезвости протягивают друг другу руки. На этой основе и возможно повышение эффективности пропагандистской деятельности. Пока ещё сказывается неподготовленность журналистов, отсутствие у них знаний в области «питейной» проблемы. Конечно, положение изменится к лучшему в связи с изданием по решению ЦК КПСС журнала общества борьбы за трезвость, который должен будет стать своего рода камертоном антиалкогольной пропаганды.

В трудах классиков марксизма-ленинизма исследована социальная природа алкоголизма в условиях эксплуататорских обществ, показаны факторы распространения алкоголя при капитализме, сущность питейной политики буржуазных государств, доказана принципиальная несовместимость социализма и алкоголизма, определены условия преодоления питейной традиции.

К. Маркс в «Нищете философии» показал, что «громадное распространение водки», которая, «если её употреблять в качестве пищевого продукта, является... отравой», своего рода «европейским опиумом», объясняется следствием капиталистического способа производства, которое продиктовало свои законы потреблению⁶⁸. Ф. Энгельс в работе «Положение рабочего класса в Англии» исследовал обстоятельства, порождающие массовый алкоголизм в среде пролетариев, и пришел к выводу, что он, с одной стороны, следствие тяжёлых условий труда и быта, «толкающих рабочего к пьянству», а с другой — результат недостаточного воспитания, дурного примера пьющего большинства, распространённых предрассудков и заблуждений относительно свойств алкоголя. Одновременно он связывал приверженность к употреблению алкоголя с утратой самим пьющим собственной воли и отмечал разрушающее воздействие пьянства на здоровье и сознание его жертв⁶⁹. В этом отношении примечательно размышление Ф. Энгельса о возможном влиянии пристрастия к алкоголю на развитие революционного самосознания рабочего класса. «Можно даже поставить вопрос, — писал он, — не объясняется ли та апатия, с которой... северогерманские рабочие отнеслись к событиям 1830 г., не пробудившим их активности, — не объясняется ли эта апатия в значительной степени водкой, во власти которой они тогда находились больше, чем когда бы то ни было»⁷⁰.

Материалистическое объяснение корней массового алкоголизма в работах основоположников марксизма, будучи заострено против поверхностного антиалкогольного проповедничества буржуазных филантропов-морализаторов, вместе с тем не сводилось и к фатализму, в то время как выдающийся популяризатор марксизма П. Лафарг, следуя в этом отношении известным крайностям своего истолкования «экономического детерминизма», утверждал, что пролетарии «будут осуждены на пьянство и самоотравление», пока существуют капитализм и свободная продажа алкоголя⁷¹.

Вместе с развитием мирового рабочего движения, по мере формирования пролетарского самосознания росло и понимание трудящимися несовместимости употребления алкоголя с борьбой за социализм. Это осознание нашло отражение и в приписываемом А. Бебелю афоризме: «Пьющий рабочий не мыслит — мыслящий рабочий не пьёт», и в широко известных высказываниях В. И. Ленина о несовместимости водки и прочих дурманов со строительством социализма.

Коммунистическая партия, идущая во главе масс и выступающая творцом новых, прогрессивных форм жизни, новых способов решения социально-экономических задач, непосредственно связывает преодоление такого уродливого явления, как пьянство, с реализацией созидательных сил нового общественного строя, с укреплением материальных и духовных основ социалистического образа жизни, обращая внимание советских людей на непоправимый урон, наносимый алкоголем личности, семье, трудовому коллективу, обществу.

Существует арабское изречение: «Желающий действовать ищет средства, не желающий — причины». Этот афоризм ценен тем, что осуждает тенденцию ссылаться на так называемые «объективные трудности». Однако если уж быть точным, то правильный путь — это искать средства, зная закономерности.

Не касаясь частных форм причинения алкоголем вреда человеческому организму (это предмет медицины, о чём имеется много полезных сведений в соответствующей литературе), обращусь сразу к тому, как потребление спиртосодержащих жидкостей влияет на смертность: в алкогольной смертности как раз наиболее концентрированно выражаются те беды, которые несет с собой пристрастие к спиртному.

Наиболее развернутое и обоснованное исследование медико-биологического ущерба, который приносит человечеству употребление алкоголя, было осуществлено несколько лет назад видным советским экономистом, демографом и статистиком Б. Ц. Урланисом. Его выводы, изложенные в книге «Эволюция продолжительности жизни» (М., 1978), заслуживают особого внимания.

Б. Ц. Урланис взял за основу данные о смертности в 1975 г., когда на Земле умерло 56 млн. человек. Алкоголизм (в широком социальном значении этого слова, т. е. употребление алкоголя) в этих данных, согласно классификации причин смертности, утверждённой ВОЗ, не выделен. Называются лишь конечные, непосредственные источники смерти, такие, как несчастные случаи, различные инфекционные и неинфекционные заболевания со смертельным исходом и др. Однако учитываемые органами здравоохранения причины обусловлены как биологическими факторами (приводящими к наследственным заболеваниям), так и — в особенности — социальными. Среди мировых социальных факторов смертности, по обобщённым официальным данным, наибольший вес имеют голод и недоедание — больше 23%.

Обобщающая средняя цифра, выведённая Б. Ц. Урланисом для выражения значения алкоголизма как фактора смертности (при условии, что его действие «очищено от помех», т. е. влияния других факторов), — 6,3%.

Это обобщённый мировой показатель. Естественно, алкогольный фактор не может быть одинаков, например, для Иордании, Кувейта, Ливана, Сирии, где спиртные изделия совсем или почти не употребляются, и для самой пьющей страны в мире — Франции, где так называемое душевое потребление алкоголя в последние десятилетия постоянно превышает 15, а в иные годы даже 20 литров. Умение оперировать этим показателем исключительно важно для обнаружения и анализа последствий употребления алкоголя, вот почему есть смысл остановиться на этом пункте несколько подробнее. Это сделает нагляднее расчёт алкогольной смертности в нашей стране.

Всё ещё широко распространена точка зрения, что последствия пьянства зависят не столько от количества выпиваемого алкоголя, сколько, так сказать, от «качества пития». Так, в русской дореволюционной антиалкогольной литературе многократно можно встретить рассуждение: смотрите, Россия пьёт в несколько раз меньше, чем Франция, а пьянства у нас — в несколько раз больше. Рецидивы этого суждения встречаются и сейчас. Один из известных наших публицистов, увидев, как пьют французы, воскликнул: «Да так можно пить и гремучую ртуть — не взорвешься!»

Сам придерживался когда-то этой точки зрения и знаю: она питается неосведомлённостью, туристскими, зрительскими, читательскими впечатлениями, симпатиями к литературным и киногероям, привлекательность которых, как правило, объясняется их действительно достойными поступками, но которые — по крайней мере многие из них — дня не могут прожить без спиртного. В книгах Э. М. Ремарка, например, такие персонажи изображены одновременно и как симпатичные парни, и как горькие пьяницы — что уж скрывать!

К сожалению, одно часто не исключает другого. Можно встретить немало весьма достойных в нравственном отношении людей, которые никогда или почти никогда не напиваются до безобразия, но непрерывно чуть-чуть под хмельком. Своим опытом они формируют и поддерживают иллюзию, что можно пить безвредно для себя и общества — стоит только пить преимущественно вино, а если и крепкие напитки, то рюмочку «для тонуса» и не до опьянения. (Нужно, конечно, понимать, что «мирное сосуществование» хорошего парня и любителя выпивки — явление временное.)

Как пьёт средний француз (речь о типичной форме)? Утром стакан натурального вина, в обед — бутылка, за ужином — снова. Нередко к ним добавляется рюмка коктейля, яблочной водки. За день набегает 1,5 — 2,5 литра вина — в среднем около 200 — 250 граммов чистого спирта. Выпитый разом в составе водки, коньяка, ликера, он обязательно вызвал бы тяжелое острое отравление. Но ведь одновременно он явным ощущением опьянения сигнализировал бы самому пьющему об опасности! Коварство же «негрубого», растянутого во времени винопития в том и состоит, что отравление здесь замаскировано, хотя и фатально: оно, как уже говорилось выше, непременный, не зависящий от моральных и вообще личностных качеств пьющего результат взаимодействия этанола с тканями человеческого организма, хотя бы и без видимых признаков опьянения. Прежде всего за счёт вина и первенствует Франция в суммарном потреблении алкогольных изделий.

Каковы же последствия столь высокого уровня потребления алкоголя? О них говорит, например, уже название вышедшей недавно во Франции книги о сложившейся в XX в. в стране алкогольной ситуации: «Алкоголизм. Коллективное самоубийство нации». Уже 20 лет назад в ряде департаментов страны показатели женского алкоголизма сравнялись с показателями мужского: по-видимому, и в данной области Франция удерживает мировое первенство, ведь ещё в конце прошлого века широко распространённое пристрастие француженок к алкоголю побуждало врачей рекомендовать искусственное вскармливание детей взамен грудного.

И опять-таки во Франции наряду с другими «винопьющими» странами (Италия, Испания, Португалия, Чили...) более, чем в других районах Земли, распространён цирроз печени — одно из тех заболеваний, которые тесно взаимосвязаны с употреблением алкоголя.

Зная это, читатель с большим недоумением встретит утверждение, что «в винодельческих странах и регионах (Франция, Италия, республики Закавказья и др.)» отмечается «сравнительно низкий показатель алкоголизма»⁷². Он, впрочем, обратит внимание и на то, что такие заявления, как правило, не аргументируются ссылками на фактические и цифровые данные или авторитетные экспертные оценки.

Но если читатель не знает фактов, если он, изучая какой-либо текст, не привык требовать от его авторов чётких обоснований и необходимых ссылок на них, то он чего доброго примет ложную информацию за чистую монету (взятая нами брошюра, подготовленная высшей профсоюзной школой культуры, адресована практикам культурно-просветительной работы, ведущим профилактику антиобщественных явлений) и не будет знать важнейшей закономерности потребления алкоголя.

А если этот доверчивый читатель — журналист, который имеет возможность распространять ошибку тиражом в сотни тысяч, миллионы экземпляров, — что тогда? Ответ на этот вопрос иллюстрировала статья Л. Колосова, К. Родина «Не только Бахус...»⁷³. Авторы уверенно заявляют: «Пьяниц на Апеннинах немного». В том, что это ошибка и дезинформация, позволяет убедиться статистика ВОЗ, составляемая по официальным сведениям стран — членов этой организации. Так вот: по количеству злоупотребляющих алкоголем Италия уступает лишь Франции. Число лиц, выпивающих здесь еженедельно около 10 литров натурального вина (литр абсолютного алкоголя), составляет примерно 75 человек на 1000 жителей в возрасте старше 15 лет. Далее авторы статьи успокаивают читателей тем, что Италия якобы занимает «одно из последних мест» по числу хронических алкоголиков. Насколько это верно для страны едва ли не самого широкого распространения цирроза печени, отмечено уже выше. Казус, однако, в том, что журналисты пришли к своему заключению в результате беседы с итальянским... виноторговцем! Уже этого было бы достаточно, чтобы усомниться в достоверности информации. Давно отмечено, что органы рекламы и печати, служащие капиталистическим экспортёрам алкогольных изделий, всячески стараются поддержать репутацию соответствующих стран как «стран вин», «стран культуры винопотребления».

Вот насколько важно умение пользоваться показателем душевого потребления алкоголя.

Эксперты ВОЗ так формулируют зависимость пьянства от этого показателя, иллюстрируя её статистическими данными многих стран за ряд десятилетий: «Вред от потребления спиртных напитков тесно коррелирует с уровнем потребления как для отдельных лиц, так и для населения в целом. Показатели связанного с потреблением алкоголя ущерба, как медико-биологические, так и психосоциальные, проявляют тенденцию к росту по мере увеличения уровня потребления алкоголя на душу населения»⁷⁴.

В отношении смертности от употребления хмельных изделий (в ней, как уже отмечалось выше, в конечном счёте суммируется ущерб, наносимый алкоголем здоровью) Франция опять-таки может служить показательным примером. В нашей печати сообщалось о выводах специальной комиссии, назначенной по распоряжению президента республики, которая среди прочих последствий широко распространённого в стране винопития указала и на такое: ежегодно от него погибают 70 тыс. французов. По другим источникам, ежегодное число жертв от алкоголя во Франции в 2 с лишним раза больше и составляет 25 — 30% общей смертности.

Помните: «Да так можно пить и гремучую ртуть — не взорвешься!»? Оказывается, даже натуральное вино, даже если пить его умело, так сказать, «по-французски» (тот самый публицист после процитированного не удержался ещё от одного восклицания: «...в Западной Европе умело пьют, чёрт их побери!»)... да, даже виноградное и даже умело, а без взрыва всё-таки не получится.

Журналист по самому своему общественному положению и предназначению выше самого себя и своих пристрастий. Его слово всегда общественно, сколь личным оно ни было бы, и потому истина для него всегда дороже. Настоящий журналист не побоится критики из соображений уберечь завоёванную репутацию. Впрочем, разве не работает на неё и самокритика? Вот почему я с радостью читал в «Литературной газете» признание её собкора Зория Балаяна, сделавшего немало для борьбы с алкоголем. «Уже неоднократно писалось о том, что в Армении нет вытрезвителей. Грешен, сам тоже писал, — признавался Балаян. — Я лично никогда не видел на улице пьяного. Но это ещё не значит, что в Армении пьют меньше, чем в других местах. Последствия пьянства опасны в любом случае. При любой (курсив наш — С. Ш.) его степени»⁷⁵.

Переводя это важное суждение в план научного высказывания, обобщения, закономерности, уточню: при любой форме потребления алкоголя. Этих форм может быть огромное множество (они зависят от предпочтительности видов алкогольных изделий, от различий в географии и времени торговли, от соотношения точек продажи и общественного питания, установленных административных и бытовых норм, от расфасовки, количества праздничных дней и т. д. и т. п.).

Вот несколько наиболее наглядных вариантов зависимости между формой потребления алкогольных изделий и формой его последствий.

Отсутствие крепких питий ограничивает возможность напиваться до оглушения, до потери контроля за своими поступками и уменьшает число случаев грубого, антиобщественного поведения, требующего санкций правоохранительных органов. Однако сокращение мер пресечения за пьянство, как ни странно, оказывается... вредным, потому что последствия «мягкого», или «тихого», пьянства накапливаются в относительно скрытой форме, но затем неизбежно мстят за невнимание к ним высоким и социально вредным уровнем заболеваемости алкогольного происхождения.

При внешне безопасной форме социальный вред не устраняется. Увеличение продажи алкогольных изделий в мелкой расфасовке опять-таки приводит к уменьшению количества случаев разового приёма оглушающих, дурманящих сознание доз, но зато делает доступным приобретение хмельного большим числом людей, в том числе теми, кто в иных случаях не стал бы приобретать вместительную бутылку. Другими словами, то же количество спиртного достаётся более широкому кругу покупателей, что увеличивает доступность алкоголя и психологическую допустимость его приёма для новичков.

И опять: при уменьшении явно опасных, приводящих к антиобщественным поступкам форм социальный вред не устраняется.

И так далее и тому подобное...

Закономерность такова: изменение одной лишь формы потребления меняет только формы вредных последствий, не меняя «суммы» ущерба.

Знание этой закономерности поможет нам в анализе целого направления борьбы с пьянством — так называемой «политики вытеснения». Происхождение метафоры на поверхности: предполагалось, что считающиеся наиболее вредными алкогольные изделия (спиртоводочные изделия, креплёные вина, а также суррогаты) могут быть вытеснены из повседневного потребления менее вредными (имеются в виду прежде всего виноградные вина, пиво). Предполагалось, что это приведёт к формированию социально приемлемого, невредного «культурного» винопотребления, которое не будет причинять ущерба ни обществу, ни самим пьющим и тем самым вытеснит грубое, социально опасное пьянство.

Один исследователь как-то сказал, что он за то, чтобы вино вытесняло водку и пьянство. А кто против? Пожалуй, все — за. Да вот только... вино против.

Чтобы понять, почему так, нужно познакомиться с одним первичным материальным носителем пьянства.

Много лет назад комиссия по проблемам пьянства, существовавшая при Русском обществе охранения народного здравия, выработала ряд положений относительно так называемого пищевого (нелечебного) употребления алкоголя. Среди этих положений были и, что называется, азбучные, характеризующие влияние этанола как яда общего действия, поражающего все ткани и органы и вызывающего привыкание к нему.

Особый интерес представляет следующий вывод комиссии, который заслуживает быть процитированным: «Кроме того, если отдельные лица могут без заметного вреда справиться с небольшими и однократными приёмами спиртных напитков и не пойти по пути постоянного их употребления... то массы людей удержаться на таких ступенях потребления не могут...»

Нужно по достоинству оценить наблюдательность авторов этого заключения, которые, обобщив многочисленнейшие факты, верно зафиксировали одну из главных закономерностей употребления алкоголя, и сейчас ещё нередко ускользающую от очень многих исследователей в тех случаях, когда они рассматривают малую и редкую выпивку с узкоклинических или узкокриминологических позиций. Проанализируем оба названных варианта ошибочных умозаключений, обосновывающих возможность ликвидации социально опасного пьянства без полного искоренения его корней.

Вариант первый.

Его основание: если выпивки единичны или настолько эпизодичны, что между ними не устанавливается связь, то они не дают необратимых (или же некомпенсируемых) последствий для физического и психического здоровья человека⁷⁶. Вывод: такого рода выпивки социально безвредны, стало быть, допустимы.

Вариант второй.

Основание: приём некоторого количества спиртного при условии, что пьющие знают норму, в пределах которой они владеют собой, и не переступают её, не приводит к нарушению контрольной функции сознания и нежелательным сдвигам в поведении. Вывод: данная форма употребления алкоголя социально допустима как неопасная для общественного порядка и благополучия.

Таковы наиболее распространённые обоснования допустимости и безопасности употребления алкоголя. В чём их ошибочность, ведь, как уже говорилось, они исходят из посылок, верно фиксирующих некоторые факты?

В первом варианте, как можно заметить, делается вывод, говоря научно-медицинским языком, о непатогенности отдельных форм пития. Во втором — о их некриминогенности.

В обоих случаях, однако, исходные посылки — слишком частные для сделанного общего вывода. Во-первых, взята в расчёт лишь какая-то одна, частная, вредная функция алкоголя. Во-вторых, в названных рассуждениях принято допущение, что возможно единичное его употребление, а это противоречит объективному процессу: такое употребление не может не быть массовым, многократно повторяющимся. Обычай всеобщ, обязателен для данной человеческой общности. Он, как проницательно заметил Пушкин, «деспот меж людей». Это верно и для питейных обычаев. Они связаны преимущественно со стандартизацией гостеприимства — гостевания (по разным поводам), где, как общеизвестно, питейный стандарт пока ещё весьма силён. «Гости! — восклицает Б. Ф. Поршнев. — Без этого понятия поистине не проникнуть во всю кровеносную систему социально-психологического общения». Не нужно никаких социологических исследований, чтобы убедиться: если в кругу знакомых, товарищей, соседей кто-то первый начал «эстафету», скажем, дней рождения со спиртным, то пусть попробует кто-либо из вторых, третьих и т. д. нарушить её. Нелегко. Если в трудовом коллективе кто-либо начал отмечать уход в отпуск или тот же день рождения со спиртным, то можно не сомневаться: «эстафета» будет прервана только наиболее принципиальным и смелым человеком, таким, который рискнет пойти «против течения», не убоявшись потерять приязнь части сослуживцев и приобрести репутацию «жадины». Зато последователям его будет легче. Характерна в этом отношении своего рода перекличка, подчёркиваемая сходством названий двух материалов, опубликованных «Комсомольской правдой» («Исповедь «черной вороны»» — 16 апреля 1985 г.) и «Правдой» («Просто ли быть «белой вороной»?» — 2 июня 1985 г.). Автор статьи в «Правде», психиатр-нарколог из Николаева В. Рязанцев, отметив немалые трудности в противодействии питейным «эстафетам», делает верные и очень нужные выводы: «Даже в одиночку трезвенник может воздействовать на окружающих... Трезвость же коллективная — сила неоспоримая».

Иными словами, обычай как единичность просто-напросто не существует, он — творение коллективное, существует только во множестве поступков множества лиц, и потому рассмотренные варианты допустимости «невредной» выпивки малообоснованны, чтобы можно было их распространять за пределы «лабораторного испытания».

Законы «социальной диффузии», превращающие единичные и эпизодические выпивки в массовый, неконтролируемый, эпидемический процесс, действуют с ещё большей неотвратимостью, чем размножение и распространение возбудителя инфекционной болезни в благотворной для него среде.

Чем порождается всеобщий, универсальный характер вредного действия при массовом употреблении алкоголя? Тем, что оно поражает главный источник общественной жизни — человека. В связи с этим никакое — даже самое успешное! — искоренение отдельных частных вредных последствий (например, алкоголизма, нарушений общественного порядка или трудовой дисциплины, вызванных пьянством, и т. п.) не может привести к полному исчезновению алкогольных потерь вообще: происходит лишь замена одного вреда другим. Эту закономерность можно сформулировать как закон неустранимости вреда от употребления алкоголя.

Если взять, к примеру, две условные совокупности людей по 10 человек, то литр водки они могут выпить в разном распределении: в первой, допустим, двое — по 500 граммов, во второй — все поровну, т. е. по 100 граммов. Последствия первого варианта в типичном случае могут быть таковы: тяжелое отравление (для привычного пьяницы — среднее), невыход на работу или фактическая неработа в течение половины рабочей смены (потеря производительности труда на 50%), вполне возможны хулиганский поступок на улице, конфликтная ситуация на работе, в семье.

При втором варианте (равномерное распределение) вряд ли возможно грубое проявление в виде хулиганского поступка или невыход на работу. Вместе с тем незначительная потеря в производительности труда каждого произойдет, что в конечном счёте в совокупности окажется равным той потере, которую дали в первом варианте двое крепко выпивших. Отравления у каждого из десяти будут невелики, но в общей сумме та и другая десятка отравятся, так сказать, одинаково, хотя вряд ли во втором случае потребуется медицинская помощь (в первом это не исключено). Общая же потеря здоровья будет одинакова.

Короче говоря, распределение «большого пьянства» по «малым, культурным» выпивкам лишь заменяет наиболее кричащие формы социально опасных последствий употребления алкоголя на более тихие, если их взять порознь.

Устойчивость, повторяемость действия закона неустранимости вреда столь велика, что им можно пользоваться как инструментом познания и проверки истинности выводов. Если вы вдруг обнаружили, что люди пьют, а вред, так сказать, исчез, значит, в ваших наблюдениях и анализе содержится крупная погрешность, и она крайне опасна, ибо может позволить «сбежавшему из-под надзора» вреду накопиться в скрытой форме.

Своего рода «модель» этой гносеологической ситуации дала дискуссия на антиалкогольной конференции в Дзержинске. Два участника выступили с возражением против предложений ужесточить меры наказания за употребление алкоголя на производстве и за появление на работе в нетрезвом виде. В чём же они увидели уязвимость таких совершенно необходимых мер (ниже я специально остановлюсь на проблеме «алкоголь и экономика»)? «Нам представляются неубедительными доводы тех, — заметили П. М. Морозов и Г.  А. Мигунов, — кто ратует за вытеснение выпивок из сферы производства... в сферу непроизводственной деятельности людей. Куда? В общественный быт — в парки, Дворцы культуры, на стадионы? Разумеется, нет. Значит, в сферу домашнего, семейного быта? Чтобы формировать новые и новые поколения выпивох? Опять-таки нет... Значит, если твёрдо стоять на реалистической позиции, нужно искать иные решения проблемы».

Продолжая это размышление, можно сказать: необходимо постоянно, настойчиво искать пути обуздания самого процесса причинения вреда, иначе закон его неустранимости будет действовать неотвратимо.

Характерно, что если ещё 10 лет назад эксперты Всемирной организации здравоохранения высказывали лишь сомнение в целесообразности «политики вытеснения», то теперь, как уже отмечалось выше, они связывают последствия употребления алкоголя только с его уровнем вне зависимости от степени «культурности» винопития.

Такова, коротко, теория «политики вытеснения». Но у неё есть и история. По свидетельству ответственного секретаря ВСПО Э. И. Дейчмана, концепция «вытеснения» крепких напитков вином и пивом возникала ещё в 1785 г. и предложил её американский психиатр Бенджамин Раш. «За 143 года, — утверждал Э. И. Дейчман в 1928 г., — эта теория полностью провалилась». Ещё прежде, в 1922 г., об этом же писал в «Известиях» нарком здравоохранения Н. А. Семашко: «Кто знаком с алкогольным движением, тот знает, что никогда и нигде в мире «слабые» вина не вытесняли «крепких»... Многие утверждают обратное, что «слабые» вина, наоборот, вызывают жажду «крепких», толкают к ним, как мелкие кражи провоцируют на крупные». Это было развитие точки зрения, которая излагалась и рабочей делегацией на первом съезде по борьбе с пьянством. Рабочий А. Б. Романов критиковал обнаружившуюся в выступлениях участников съезда «тенденцию ограничиться полумерами» и высказал мнение, что «от сбавления крепости вина... пьянство... только увеличится».

К сожалению, вывод Э. И. Дейчмана о полном провале концепции «вытеснения» был преждевременным. Она ещё имела и имеет сторонников — преимущественно среди тех, кто не исследовал специально социальный механизм употребления алкоголя.

Здесь, я думаю, пора оглянуться назад, посмотреть, как продвигалось наше рассуждение после постановки вопроса об алкогольной смертности как конечном концентрированном выражении того ущерба, который наносит обществу алкоголепотребление. Мы говорили, во-первых, о замене грубых форм пьянства негрубым винопитием, т. е. коснулись проблемы «культуры пития», в связи с чем убедились в странной живучести иллюзии о существовании умелого обращения с хорошими алкогольными напитками в странах так называемого «винного типа» (или «винопьющих»). Во-вторых, мы коротко охарактеризовали так называемую политику вытеснения и действие закона неустранимости вреда с одновременным выяснением критерия социально опасного потребления алкоголя и при этом познакомились с элементарной частицей алкогольного наркотизма — питейным обычаем.

Думается, что эти два круга обоснований не были лишними. Пройдя их, читатель с большей уверенностью станет оперировать и исходным критерием «душевое потребление алкоголя», и непосредственно связанной с ним причинно-следственной закономерностью: объём совокупных последствий употребления алкоголя пропорционален его уровню вне зависимости от принимаемых форм.

С этим теоретическим минимумом мы имеем возможность ставить вопрос о последствиях алкоголепития. Как отмечалось выше, при мировом уровне душевого потребления алкоголя, равном 5 литрам, спиртные напитки выступают фактором смертности 6,3% умирающих в год землян.

Нужно ли говорить о том, что это слишком большие цифры, чтобы воспринимать их спокойно. Но, однако, не самые большие. Доктор юридических наук Ю. М. Ткачевский со ссылкой на другие источники сообщает, что во Франции, например, ещё более 15 лет назад алкоголизм фиксировался как непосредственная причина (не фактор, как в нашем расчёте, а причина — это более жёсткая зависимость!) более чем в 30 из 100 случаев смерти.

В связи с этими цифрами мне вспоминается пересказ новосибирским наркологом и журналистом Б. Тучиным слышанной им лекции профессора-психиатра, который оспаривал правомерность наделения Диониса — первоначально божества плодородия и жизненных сил — ещё одной «профессией» — покровителя пьянства.

«Шефа пьянства, — говорил профессор, — уместнее видеть в облике другого мифологического персонажа — чудовища с бычьей головой Минотавра, сидящего внутри запутанного лабиринта и пожирающего все новые и новые жертвы».

Думаю, прав был новосибирский журналист Вл. Быков, когда в отчёте о «круглом столе», проведённом в 1973 г. журналом «Экономика и организация промышленного производства», писал: «Нужна большая терпимость общества к своим недостаткам, чтобы позволить злу принять такие масштабы».

Позволю ссылку на свой личный архив. Читатель из Москвы С. Романенко так отреагировал на одну мою статью в «Журналисте»: «Стремиться к коммунизму и потреблять спиртное — это всё равно что пытаться развить на автомобиле большую скорость, держа его одновременно на ручном тормозе».

Образ найден читателем точно. Не случайно им же неоднократно пользовался в своих противоалкогольных статьях выдающийся экономист и страстный борец против пьянства академик С. Г. Струмилин. Ещё в 1968 г. он писал, что «с точки зрения трезвого хозяйственного расчёта практикуемое у нас расширение торговли водкой лишь умножает тот ущерб, какой она причиняет всему народному хозяйству», что «этот продукт, как безусловно вредный людям и ведущий к хозяйственным потерям... следует рассматривать как отрицательную величину в народнохозяйственном обороте» и что «средства населения, расходуемые на вредоносный пропой, — это прямой вычет из нормального потребления трудящихся, который фактически снижает уровень благосостояния всей страны»⁷⁷. А спустя несколько лет он же в статье, написанной совместно с профессором М. Я. Сониным, дал и расчёт этой величины: «Полное «отрезвление» трудовых процессов могло бы обеспечить примерно 10-процентный рост производительности труда»⁷⁸. Сколько же мы из-за этого недополучаем полезных продуктов?!

Это масштаб национальный. А вот единичный пример. На Московском заводе автоматических линий имени 50-летия СССР подсчитали, что производительность труда сильно пивших рабочих после их излечения в заводском наркологическом отделении возрастаёт в 1,5 раза. Да, трезвость — резерв!

Напротив, алкоголизация труда — убыток, и убыток огромный. Но, прежде чем говорить о размерах, посмотрим, какова его структура.

Здесь мы имеем дело с двумя видами убытков. Во-первых, с экономическим ущербом, который приносят сокращение производительности живого труда, производственный травматизм и прогулы под влиянием алкоголя, порча оборудования, механизмов, простои машин и т. п. по вине пьяных, потеря трудоспособности злоупотребляющих спиртным, выпуск бракованной продукции, хищения на почве пьянства, затраты на лечение алкоголиков и пьющих.

Другой вид алкогольных убытков можно назвать изъяном из нашего богатства, если принять во внимание происхождение этого слова — от глагола «изымать». В самом деле, система производства и реализации алкогольных товаров требует большого количества угодий для производства сырья, необходимого количества зданий, оборудования, средств транспорта, людских ресурсов и т. д.

Таким образом, совокупный экономический питейный «минус», или убыток, складывается из двух больших слагаемых: во-первых, из того, что расточается, и, во-вторых, из того, что недополучается.

Такова структура алкогольной убыли. А каков её объём? Начнём со второго слагаемого, которому обычно уделяется больше внимания.

Как уже говорилось, снижение эффективности общественного труда в долевом отношении измеряется приблизительно 10% её общей величины. В натуре это выражается гигантским недополучением чистого общественного продукта: стоимость такого недополучения, по оценке в современных деньгах, около 50 млрд. руб.

Не все из слагаемых экономического ущерба, вызванного употреблением алкоголя, поддаются столь наглядному исчислению и по причине реальной трудности подсчётов, и из-за «стыдливости» некоторых хозяйственных руководителей, усматривающих выгоду в покрытии производственного пьянства. Этот подсчёт, однако, в принципе возможен. Можно округлённо измерить, что стоит нам пьяный травматизм, пьяные пожары, аварии, потери рабочей силы, поскольку известно, какой размер совокупного общественного продукта и национального дохода приходится в среднем на одного работника.

Тем самым можно составить некоторое представление о размере убытка, причиняемого экономике страны массовым потреблением алкоголя. Следует признать убедительным мнение Б. Ц. Урланиса, который, сделав «грубые», по его собственной оценке, прикидки, пришел к заключению, что «национальные потери явно превышают доходы от водочной торговли». Верность этого вывода подтвердил сделанный позднее учёными Грузии подсчёт ущерба, наносимого алкоголепотреблением экономике республики: при денежном доходе от продажи спиртных изделий, поступающем в республиканский бюджет и равном 146 млн. руб., Грузия теряла ежегодно в результате потребления алкоголя продукции на сумму более 200 млн. руб.

Возникает искушение вычесть из второго числа первое: всё-таки убыток окажется «только» 54 млн. Однако такая операция невозможна. Она бессмысленна, как вычитание из слонов... пуговиц, ибо на самом деле потеря благ для общества, государства и денежный доход несопоставимы. Абсолютно прав профессор П. А. Игнатовский: потеря «натуры» и времени не компенсируется обществу никакими деньгами.

Грузинские учёные, впрочем, не включали в свой расчёт тот вид убытков, который я выше обозначил как изъян. Они считали последствия, но не измеряли те потери, которые предшествуют потреблению. А это важно, в частности, для пропаганды, поскольку обнаруживается несостоятельность одного из расхожих предложений по борьбе с пьянством, пользующегося, к сожалению, признанием многих.

В изъяне, вызванном производством алкогольных напитков, наиболее наглядно выражены затраты сельскохозяйственного сырья. Так, в 1982 г. для изготовления спирта и пива было израсходовано более 6 млн. т зерна, не считая миллионов тонн картофеля, сахарной свеклы и мелассы (продукт переработки свеклы). Между тем известно, что в стране ещё ощущается нехватка кормов для животноводства. «Сколько ячменя идёт на пиво! Дай нам, животноводам, такое количество зерна — с кормами стало бы лучше, — писал в «Рабочую газету» винничанин И. Миронов и продолжал: — Когда задумаешься о том, чего нас лишает производство спиртного, то понимаешь, что лучше всего отказаться от него вообще».

Обращусь, однако, к примеру, который вызывает особое недоумение.

В моем архиве есть вырезка из «Правды». В корреспонденции под простеньким названием «Маша любит не только кашу» речь идёт о производстве консервированных соков, пюре и паст для детского питания. Сообщается, например, следующее: «На прошлогодней оптовой ярмарке в Ульяновске заявка ленинградцев на виноградный сок была удовлетворена только на десять процентов, на яблочный — на треть. А требования торговых работников Свердловска, Нижнего Тагила, Иркутска, Кемерова на различные соки вообще удовлетворить не удалось».

Понимаю, что у читателя может возникнуть удивление: очень уж нелеп такой факт для нашей жизни, где первоочередная забота о детях — закон. Но можно в конце концов взять подшивку «Правды» и найти объяснение парадоксу: «Связывают по рукам и ногам... трудности с сырьём: виноградом, фруктами, овощами. Виноград идёт в основном на вино. Почти из ста процентов урожая солнечных гроздей выжимают сок, чтобы превратить его в далеко не детский напиток с градусами».

К сожалению, в течение долгого времени, прошедшего после выступления газеты, мало что менялось к лучшему, несмотря на создание специализированного Министерства плодоовощного хозяйства. Как писали в 1983 г. «Известия», для столового потребления, т. е. потребления в виде ягод и в переработке без сбраживания, в последние годы предназначалось только 8% выращиваемого в стране винограда (в среднем выращивается более 7 млн. т). Не случайно душевое потребление винограда и фруктов ещё в 1984 г. составляло у нас только треть научно обоснованной нормы (около 2,4 кг вместо 7 кг), в то время как по остальным продуктам питания эти нормы или достигнуты, или близки к научным рекомендациям. Нужно, однако, отметить, что в соответствии с указаниями ЦК КПСС предприятия Минпищепрома СССР уже в этом году планируют отгрузить в торговую сеть 465 тыс. т винограда против 134 тыс. т в 1984 г. Одновременно на 2 180 тыс. т уменьшится количество винограда, перерабатываемого на вино, тем не менее оно составит внушительную величину: 3 500 тыс. т.

Широко распространено мнение, что изготовление вина отнюдь не является порчей винограда, поскольку-де стакан натурального виноградного «содержит суточную норму витаминов», «солнечную силу» и т. д. и т. п. Сам когда-то повторял эту неправду, вычитывая её в популярной винодельческой литературе и статьях периодики, рекламирующих вино под предлогом того, что оно антипод пагубной водки.

Но вот уже позднее довелось мне как-то выступать на диспуте о пьянстве в Доме культуры «Правда», и из зала прозвучала именно эта реплика о полезных качествах вина. Однако у меня под рукой оказалась научная книга-справочник А. В. Субботина и др. «Физико-химические показатели вина и виноматериалов» (М., 1972), подготовленная специалистами Всесоюзного научно-исследовательского института виноделия и виноградарства «Магарач». Эту книжку с многочисленными таблицами и схемами я и передал в зал, попросив оппонента посмотреть, что происходит с питательными веществами и витаминами винограда по мере его превращения сначала в мезгу, далее в сусло и, наконец, в виноматериал. По окончании диспута этот человек, оказавшийся профсоюзным руководителем одного из цехов типографии издательства «Правда», возвращая мне книжку, с недоумением спросил:

— Но почему же тогда в популярных статьях пишется о солнце в бокале и расточаются другие похвалы натуральному вину?

Я мог ответить ему лишь то, что данный вопрос нужно адресовать авторам подобных статей. Что касается недоумения моего собеседника, то оно вполне естественно. В справочнике для виноделов наглядно показано, как постепенно по мере превращения в вино убывает до крайне малых величин или почти полностью содержание основных полезных составных частей виноградных ягод. Ну а главное в винограде — сахар — при производстве сухого виноматериала полностью перебраживается во вредный этиловый алкоголь, или этанол (не случайно, кстати, виноделы и предпочитали наиболее сахаристые сорта винограда).

Допускаю, что этот аргумент подействует отрезвляюще не на каждого сторонника увеличения производства виноградного вина, не на всякого любителя «Алиготе», «Каберне», «Цинандали», не на любого приверженца идеи вытеснения водки вином. Но не было ещё в моей пропагандистской практике случая, чтобы кто-нибудь из них устоял перед вопросом: имеем ли моральное право мы, взрослые, ратовать «Дайте больше натурального вина!» в то время, как ещё далеко не удовлетворены в виноградном и плодово-ягодном сырье потребности производства детского и диетического питания? Не случайно всеобщее одобрение вызвали принятые партией меры по рациональному использованию плодов, ягод и винограда, увеличению их продажи в свежем виде в связи с сокращением производства винно-водочных изделий⁷⁹.

...Таким образом, объединяя экономические потери, предшествующие циклу «производство — потребление алкоголя», и потери, возникающие после него, мы ещё раз убеждаемся, что бюджетный доход от торговли алкогольными изделиями не стоит того, чтобы терпеть из-за него гигантский ущерб благосостоянию людей. Отметив, что «без водки намного снизились бы налоговые доходы казны», академик С. Г. Струмилин утверждал далее: «Но зато в ещё большей мере возрос бы реальный народный доход»⁸⁰.

Ситуация, прогностически нарисованная учёным 17 лет назад, практически сложилась к итогам первого полугодия 1985 г. По сообщению ЦСУ СССР, полугодовой план розничного товарооборота был недовыполнен, но одновременно «в июне существенно сократилась продажа алкогольных напитков»⁸¹.

Как относиться к этой диспропорции, возникшей — временно — в результате того, что население стало меньше покупать «рентабельных вредностей»? По-видимому, так, как ответил на вопрос корреспондентов «Известий» первый секретарь Дагестанского обкома КПСС М. Ю. Юсупов: «Почему мы должны бояться финансовых потерь от продажи водки? Да, они есть. Но драматизировать ситуацию не надо. Внешне парадоксально, но «потеря» денег, поступающих в бюджет за алкоголь, — это есть выигрыш общества (курсив наш — С. Ш.) в целом и каждого отдельного человека»⁸². Можно было бы добавить к этому широко известные материалы, характеризующие негативное влияние потребления алкогольных изделий на общественный порядок, на семейный быт, трудовую дисциплину и т. д.

Суммируя все минусы потребления алкоголя — и те, которые исчисляются большими цифрами, и те морально-психологические убытки, которые не поддаются числовому выражению или поддаются ему мало, мы в который раз убеждаемся в глубокой правоте выводов партии о пьянстве как о враждебном социализму явлении, как о серьёзной проблеме.

Последнее положение — ключевое. Оно отражает, с одной стороны, остроту поставленной задачи, с другой — указывает на недостаточность используемых средств для её решения.

Это прямо относится и к теме нашего разговора. О низкой результативности применявшихся мер обуздания пьянства сказано в постановлении ЦК КПСС «О мерах по преодолению пьянства и алкоголизма».

Действительно, целевой тезис постановления Совета Министров СССР (1972 г.) — необходимость «снижения уровня потребления спиртных напитков в стране»⁸³. Цель оставалась недостигнутой: об этом свидетельствуют, в частности, данные душевого потребления алкоголя в 1965 и 1984 гг.

Неблагоприятная динамика потребления алкоголя сохраняется в стране вот уже почти 60 лет: показатель годичного душевого потребления всех алкогольных изделий в переводе на 100-градусный спирт для середины 20-х годов исчислялся одними авторами в 0,63 литра, другими — величиной примерно вдвое большей (с учётом самогона, более точное исчисление уровня которого было затруднительным), но в обоих случаях много меньше, чем теперь. В 1965 г. — 4,7 литра (по данным газеты «Известия» от 26 июня 1965 г.), в 1984 г. эта цифра увеличилась.

Соответственна была и динамика последствий, непрерывно возраставших в связи с тем, что, как писали Б. М. Левин и М. Б. Левин в 1983 г., «каждое следующее поколение приобщается к спиртному во всё более раннем возрасте».

Как и почему это произошло?

Каким образом в этом большом социальном зле сказывается историческая инерция, давление предшествующих эпох, питейная традиция и насколько в нём отражаются реальные проблемы и трудности нашего развития, недостатки воспитательной работы? К выяснению этой диалектики при анализе пережитков прошлого призвал июньский (1983 г.) Пленум ЦК КПСС.

Пьянство, говоря обобщённо, относится, конечно, к пережиткам прошлого. Употребление опьяняющих средств не является объективной необходимостью, потребностью для революционного класса, совершенствующего социализм и строящего коммунизм, оно — по своему происхождению и сущности — не соответствует природе нового общества, чужеродно ему. Из этого вовсе не следует (как иногда утверждается), что пережиток исчезает сам собой. Здесь требуется созидательная, планомерная и активная деятельность исторического субъекта. Только в результате упорных, целенаправленно прилагаемых усилий всех советских людей может быть реализована объективная возможность в избавлении от такого порока, как пьянство. Здесь, пожалуй, уместно процитировать следующие рассуждения философа В. И. Куценко: «И в условиях социализма из-за недостаточно глубокого осознания задач общества, недостатков в воспитательной и организационной работе, из-за несоблюдения социальных норм ряд противоречий может преодолеваться несвоевременно. Если общество не организовывает сознательного, своевременного разрешения противоречий, то последние начинают «саморазрешаться». Такое саморазрешение проявляется в форме трудностей, не свойственных природе социализма...»⁸⁴.

Таким образом, признание за пьянством статуса пережитка прошлого, т. е. явления, враждебного социализму, ни в коей мере не может породить благодушия, упования на его «самоликвидацию». Напротив, такая оценка побуждает к активности в искоренении уродливого пережитка прошлого.

Необходимо ясное понимание корневой системы явления, его детерминации.

Самые глубокие корни пьянства — это те, что продолжают ещё питать его как явление, свойственное большей части человечества в целом, как явление, возраст которого исчисляется 7 — 8 тысячелетиями. Об этом — очень кратко.

У первых людей, наших далеких неолитических предков, опьянение случайно перебродившими жидкостями ещё не подвергается критике. Человек разумный только становился, но человек пьющий (хомо бибенс) уже существовал. Лишь когда винопитие перескочило барьеры ритуала и стало буйно и разрушительно вмешиваться в жизнь, только тогда и началась борьба с пьянством, не затрагивавшая, впрочем, его истоков.

Исторически здесь не всё, разумеется, просто. Так, некогда незрелая демократия низов приписывала братству, складывающемуся вокруг бочки с клокочущим Джоном Ячменное Зерно, особое, объединяющее, бунтарское значение (вспомним хотя бы прекрасную балладу Роберта Бернса). «Мужик напьётся — с барином дерётся, — печально шутила русская пословица. — Проспится — свиньи боится».

Взгляд в историю человечества далеко не бесполезен для анализа сегодняшних проблем борьбы с пьянством, преодоления опутывающих её предрассудков и заблуждений.

Обратимся к детерминации нашего пьянства.

В первой части брошюры в пропагандистски-популярном варианте был представлен питейный причинный комплекс — три объективных фактора, которые человек (поколение) застаёт готовыми и которые могут способствовать его алкоголизации (приобщению к алкоголю): алкогольный прилавок, питейные привычки (обычаи) и овеществлённую в предметах искусства, литературы, фольклоре привлекательность употребления хмельных напитков.

Не трудно убедиться, что любой первый контакт человека со спиртным (обычно подростка, но нередко даже ребёнка и лишь в редких случаях — взрослого) подпадает под один из двух вариантов: прирождённый трезвенник начинает пить или в силу привлекательности употребления алкоголя, или по принуждению окружения.

Далее он или привыкает к алкоголю, или как-то приспосабливается к нормам, которых держится его окружение, что в конце концов приводит, даже независимо от субъективно отрицательного отношения к алкоголю, к формированию привычки или даже пристрастия к спиртному. Так незаметно для большинства людей происходит процесс алкоголизации, или «вползания», в пьянство, по образному выражению врача-нарколога, энтузиаста пропаганды трезвого образа жизни В. А. Рязанцева (г. Николаев).

Отвлекаясь от специфических, индивидуальных особенностей, один вариант приобщения к спиртному можно обобщённо описать так: привлечение — привыкание — пристрастие; другой: принуждение — приспособление — привычное пьянство.

Не трудно убедиться, что на каждом из трёх отрезков (звеньев) того и другого пути (цепочки) приобщающийся по-разному относится к трём составляющим питейного причинного комплекса. Так, например, прилавок непосредственно никак не связан с игрой детей в выпивку на этапе привлечения их к питейному ритуалу (игра идёт всухую), а его привлекательность, напротив, ничего не значит для алкоголика на стадии развившегося патологического влечения (пристрастия).

На заключительных отрезках обоих путей приобщения (в определённой мере — и на средних) потребление алкоголя оказывало существенное обратное влияние и на питейный прилавок, поддерживая на высоком уровне спрос на опьяняющие жидкости.

Это, так сказать, «малый» круг детерминации (обусловленности) пьянства, показывающий во взаимодействии факторы и механизм приобщения к алкоголю вступающего в жизнь поколения. Определяющую роль играет «левая» его половина — питейный причинный комплекс.

Из таких звеньев состоит цепь питейной традиции, в конечном счете образующая «большой» круг детерминации алкогольного наркотизма.

Культурно-исторический анализ алкогольного наркотизма не является задачей брошюры. Подчеркнём, однако, что взгляд на «малый» круг помогает рельефнее показать главный порок противоалкогольной работы (в частности, пропаганды), ещё не изжитый до конца и в настоящее время. Порок этот состоит в приложении усилий по преимуществу к заключительным этапам питейного процесса, к его результатам, в борьбе не с источниками пьянства, а с его последствиями, а то и с его... жертвами. Между тем необходимо воздействие на причины и на ранние этапы приобщения к алкоголю и питейной традиции.

Более того, мы совершали в антиалкогольной работе немало ошибок, благодаря чему даже способствовали укоренению, воспроизводству питейного процесса.

К числу таких ошибок, касающихся первой причины — алкогольного прилавка, относится, по словам С. Г. Струмилина и М. Я. Сонина, «запугивание ростом самогоноварения», которое «уже длительное время является тормозом в борьбе против алкоголизма»⁸⁵.

В качестве иллюстрации ссылаются на прошлое. Так, считается, что после 1914 г. под влиянием объявленного на период мобилизации и затем продолженного до конца войны приостановления винной монополии в России бурно развилось «ранее малозаметное» самогоноварение, которое сделало «запрет» неэффективным и бессмысленным. Это неверно.

Во-первых, самогон был известен в России и прежде. К примеру, случаев тайного винокурения в 1913 г. («мокром») было обнаружено 5,5 тыс., в 1914 г. («полусухом») — около 8 тыс., а в 1915 г. («сухом») — 9,3 тыс. Эта кривая, можно сказать, вполне «нормальная» — по ней нельзя судить о влиянии запрета. Более того, можно предположить, что рост в «сухом» 1915 г. — это следствие большего рвения акцизных чиновников, которым было приказано со сбора питейного налога переключиться на ловлю нарушителей запрета. Не без оснований можно предположить, что на выделку и перепродажу самодельных вин стали переключаться бывшие тайные торговцы спиртными изделиями, шинкари, которых всегда было много в России, а в период винной монополии тем более. Таких случаев, например, в 1901 г. было зарегистрировано около 19 тыс., в 1907 г. — примерно 41 тыс., в 1909 г. — около 66 тыс., а в 1910 г. только в Европейской России — 61 тыс.

Эти и другие аналогичные данные как отечественной, так и зарубежной истории делают неубедительным тезис о том, что самогоноварение вызывается исключительно ликвидацией казённой виноторговли.

Посмотрим на цифры, приводимые в доказательство имевшего якобы место в начале 20-х годов разгула самогоноварения. «О масштабах распространения самогоноварения в стране, — пишет Г. Г. Заиграев, — свидетельствовали такие данные: в 1924 году... в стране было зарегистрировано 233 446 очагов самогоноварения». С этим аргументом (иногда называются и чуть-чуть отличные цифры, но аналогичные) даже неловко полемизировать, настолько он лишён доказательности: автор называет цифру, меньшую... 0,2% всего тогдашнего сельского населения страны, меньшую одного процента тогдашних крестьянских дворов. При этом необходимо, придерживаясь требований научного подхода, сделать акцент на формулировке «тогдашних»: то были единоличные крестьянские хозяйства, которые, располагая сырьём, могли (прежде всего кулацкие дворы) и которым было выгодно, например, при низких хлебных ценах товарное изготовление самогона.

В современной литературе приводился также следующий динамический ряд обнаружения очагов самогоноварения: в 1922 г. — 94 тыс., в 1923 г. — 191 тыс., в 1924 г. — 275 тыс. Эти цифры, заимствуемые из авторитетного исследования Э. И. Дейчмана «Алкоголизм и борьба с ним» и однозначно трактуемые как свидетельство подъёма нелегального алкогольного производства, не могут, однако, на это претендовать. Подтвердим сказанное следующими фактами. В 1922 г. почти совсем прекратилась, к сожалению, борьба с самогоноварением, которую вели учреждения Главполитпросвета. Причина — резкое сокращение численности работников («Их как ветром смело», — писала Н. К. Крупская). Только в мае 1922 г. начала организованную борьбу с самогонщиками милиция. Что касается роста выявленных случаев самодельного винокурения в 1923 г., то он объясняется изданием 20 декабря 1922 г. постановления СНК, согласно которому 50% от взысканных с самогонщиков штрафов поступали органам милиции. И они заработали активнее: в 1923 г. количестве произведённых обысков увеличилось в 3,6 раза, в 1924 г. — ещё вдвое. В результате в 1924 г. по РСФСР заметно, а по Украине значительно сократилось количество обнаруженных самогонных аппаратов на 100 произведённых обысков при одновременном уменьшении выявленных у самогонщиков запасов произведённого самогона.

Вот как обстоит дело с главным расхожим «доказательством» «разгула самогоноварения» в 1922 — 1924 гг. Не вернее ли говорить о его сокращении?

Добавим, что ссылка на самогон была в конце концов опровергнута динамикой совместного потребления водки и самогона за 1913 — 1929 гг. По данным записки специальной комиссии по алкоголизму, одобренной президиумом Госплана СССР, потребление самогона за пять лет, с 1923 г. (когда ещё не было продажи 40-градусной), увеличилось с 480 млн. литров в год (в переводе на крепость водки) до 780 — 840 млн. литров, несмотря на ежегодный выпуск более 500 млн. литров водки. На основе этих данных в докладе на первом пленуме Всесоюзного совета противоалкогольных обществ СССР (май — июнь 1929 г.) говорилось: «По сведениям ЦСУ и Центроспирта, принятым Госпланом, у нас потребление водки и самогона в переводе на водку в настоящее время на 25% больше довоенного... В 1924 г., когда водки ещё не было, всё потребление самогона в городе составляло менее 35% по отношению к довоенному потреблению водки; всё потребление самогона в деревне составляло в 1924 г. около 50% по отношению к довоенному потреблению там водки. А за последний отчётный 1927/28 г., когда есть и самогон и водка, общее потребление их в городе вместо 35% мы имеем 75%, а в деревне — вместо 50% мы имеем 150% довоенной нормы».

Очевидно, живучести и, более того, оживлению самогоноварения содействовал и своего рода сдвиг в общественном мнении, о котором заведующий агитпропом ЦК ВКП (б) С. И. Сырцов говорил на собрании рабкоров «Правды»: «Во многих местах крестьяне решили, что раз государство само выпустило водку, значит, с пьянством теперь бороться не будут, значит, разрешён и самогон»⁸⁶.

«Мы начали выпуск водки пять лет назад, чтобы вытеснить самогон и получить добавочные средства... — отмечалось в докладе на пленуме Совета противоалкогольных обществ. — Мы добросовестно заблуждались пять лет тому назад, когда считали возможным водкой уничтожить самогон. Но теперь мы знаем, что это наше орудие было тупым: дьяволом чёрта не вышибешь». Взятый сегодня решительный курс государства на сокращение реализации «казённого» алкоголя способствует и борьбе с нелегальным винокурением. Эту тенденцию можно проиллюстрировать пока что, к сожалению, немногочисленными выступлениями нашей прессы. Можно сказать, всем миром боролись с самогоноварением в Лозовском сельском Совете Ровеньского района (Белгородская область — С. Ш.) — пишет в «Правде» А. Литвинов. — И вот уже более двух лет здесь нет ни одного факта изготовления или употребления самодельного зелья. Уточним: в состав сельсовета входят шесть крупных сёл, по-трезвому повеселевших, окрепших физически и духовно»⁸⁷. Примечательна уже своим названием записанная по материалам рейда, проведённого рабкорами «Труда», корреспонденция «Самогонщики сдают «оружие»»⁸⁸. В ней рассказано об антисамогонной кампании, которая опиралась на большую разъяснительную работу. Жители всех 107 населённых пунктов Пустомытовского района Львовской области были обстоятельно проинформированы о принимаемых для преодоления пьянства мерах. «Об эффективности проделанной работы лучше всего судить по результатам... — сообщает газета. — Многие люди добровольно сдали в органы милиции и сельские Советы района около 500 самогонных аппаратов. И примерно такое же количество выброшено на свалки».

Почему вопреки здравому смыслу и «благим намерениям» госторговля не вытеснила тогда, в 20-х годах, и вообще не может вытеснить нелегальный алкогольный прилавок? Во-первых, потому, что нельзя снизить пьянство, одновременно культивируя потребление с помощью государственного прилавка.

Во-вторых, потому, что если самогонное производство где-то и вытесняется (становится невыгодным из-за конкуренции с более дешёвой водкой), то место самогонного промысла заменяет шинкарство, т. е. перепродажа казённых алкогольных изделий, которая использует легальную продажу не только в качестве источника получения прибыли, но и как своего рода «маскирующий фон» для своего процветания. И напротив, его отсутствие (особенно в современных условиях) лишает самогонный и шинкарский промыслы возможности выжить и сорвать режим отрезвления.

Происшедшее во второй половине 20-х годов увеличение потребления алкоголя соответственно сказалось на здоровье населения, на труде и быте. Статистика показала быстрый рост — в 2 — 10 раз! — разного рода тяжёлых последствий пьянства. Так, по данным наркомздрава России, абсолютное число лечившихся в больницах республики алкоголиков-мужчин увеличилось с 549 в 1922 г. до 9 с лишним тысяч в 1927 г., женщин — более чем в 6 раз. Смертность от алкоголизма возросла в Ленинграде за четыре года по сравнению с 1923 г. в б раз, а задержаний в пьяном виде в 1925 г. было 21 тыс. против 2 тыс. в 1923 г. Аналогичной быдя динамика «пьяной» преступности и пожаров, снижения производительности труда и т. д.⁸⁹

Таким образом, на коротком отрезке времени наглядно проявилась закономерность: объём выстраданного обществом от употребления алкогольных изделий пропорционален объёму выпитого им.

Эту закономерность подтверждает и недавний современный опыт.

В бытность свою сотрудником журнала «Молодой коммунист», который 10 лет шефствовал над КамАЗстроем, мне не раз доводилось бывать в Набережных Челнах (ныне — г. Брежнев). В последний раз — в ноябре 1979 г., т. е. спустя почти 2 года после того, как в городе началась обычная, как везде, а не сниженная продажа винно-водочных изделий. Инерция «полусухого закона» ещё ощущалась, но уже слабее, чем, например, год назад, а по данным об алкогольных последствиях можно было судить о более широком распространении питейных привычек, чем в период экспериментального семилетия. В целом по городу количество увольнений за производственные нарушения (прежде всего прогулы) по «пьяному делу» увеличилось втрое, а по КамАЗу — так в 10 с лишним раз! Возросло число преступлений, несчастных случаев.

Впрочем, по сообщению журнала «Смена» в 1983 г., «алкогольная ситуация» в г. Брежневе продолжала пока оставаться более благоприятной, чем в других городах.

Д. Акивис в статье «Что даёт «сухой закон»» («Советская культура» от 14 июля 1978 г.) верно писала: «Опыт Набережных Челнов доказывает, что спрос на спиртные напитки гораздо сильнее зависит от предложения, чем это обычно представляется...»

Простая формула «Чем меньше пьют, тем меньше фактов и последствий питейного поведения» подтверждается и кратковременными экспериментами по резкому сокращению продажи спиртного, которые осуществлялись, например, в Прибалтике, Витебске, Пятигорске, Ульяновске.

Эксперимент, проведённый в одном из прибалтийских городов доктором юридических наук Ю. М. Ткачевским, показал, что снижение потребления водки на 35% приводит к уменьшению числа убийств примерно на 40%, телесных повреждений — на 44, хулиганских действий — на 25%. Примерно в таком же отношении, как сообщал в «Правде» секретарь горкома партии И. Наумчик, уменьшилось число преступных действий в г. Витебске, когда там на 5 литров снизилось годичное душевое потребление водки. Эти эксперименты на местах внушают оптимизм, ибо свидетельствуют: воздействие на материальную базу питейных привычек, т. е. воздействие на питейный прилавок, говоря конкретнее — его укорочение, соответственно укорачивает и вереницу вредных последствий потребления алкоголя. Точен вывод журналиста В. Халина, сделанный на основе обобщения опыта наступления на пьянство в первые месяцы после опубликования постановления ЦК КПСС: «Отрезвление прямо пропорционально «осушению» торгового прилавка»⁹⁰.

Этот вывод необходимо «сложить» с выводом, полученным нами в первой и второй главах, когда были рассмотрены факты, доказывающие, что питейные привычки поддаются и пропагандистски-воспитательному воздействию.

Естественно, лучше, если оба воздействия складываются и тем самым пьянство берется в клещи. Мы это уже назвали «политикой пресса», которую расшифровали коротко «отказ + запрет», и более развернуто: массовое воздержительное движение, согласованное с радикальным «осушением» прилавка. Эта концепция далеко не равнозначна «сухому закону». Совершенно прав один из энтузиастов трезвенного движения в Латвии, нарколог Э. Д. Брокан: действительно радикальным путём искоренения пьянства и утверждения трезвости ещё никто не шёл.

Сегодня на путь долговременных конструктивных действий, способствующих полной ликвидации пьянства, ориентируют нас документы ЦК КПСС, Совета Министров СССР, Президиума Верховного Совета СССР о мерах по преодолению пьянства и алкоголизма.

Прогностически «проигрывая» и оценивая указанную концепцию, мы на законном основании обращаемся к результатам локальных, региональных экспериментов с использованием «сухого» или «полусухого» режима, а также к более или менее похожему средству — «сухому закону» в национальных масштабах. Показательно, что против огульного отрицания их опыта, против утверждения, что «сухой закон» не оправдывает себя, выступил журнал «Коммунист»⁹¹.

Очищая неудачи с «сухими законами» от факторов срыва, которые отсутствуют сейчас, мы можем с уверенностью предвидеть успех. Необходимо твёрдо помнить указание К. Маркса, что «события, поразительно аналогичные, но происходящие в различной исторической обстановке», приводят «к совершенно разным результатам»⁹².

Ценнейшее методологическое указание!

Прав Н. И. Удовенко: в ссылках на неудачи определённых социальных мероприятий в условиях капитализма, когда они выставляются в качестве обоснования (иногда решающего) безуспешности таких мероприятий в обществе социализма, «нет даже обычной логики, не говоря уже о марксистско-ленинской, научном, классовом подходе»⁹³. Резко, но правильно.

Показательно, что к близкому выводу пришли и эксперты ВОЗ. «Опыт с запрещением производства и продажи спиртных напитков в США оказался неудачным не потому, — пишут они в названном выше докладе, изданном в 1982 г., — что он был лишён известной логики...»

Что и говорить, своя логика у американского (как и у русского в 1914 г.) запрета была, но у капитализма тоже есть своя «логика», а более общая «логика» всегда сильнее. Можно, например, не сомневаться, что «логика» капитализма сорвёт, а «логика» социализма обеспечит выполнение принятой в 1978 г. Декларации мировой общественности «Здоровье для всех к 2000 году», называемой Великой хартией здравоохранения XX века и провозглашающей: «Одной из основных социальных задач правительств, международных организаций и всей мировой общественности в предстоящие десятилетия должно быть достижение всеми народами мира к 2000 году такого уровня здоровья который позволит им вести продуктивный в социальном и экономическом плане образ жизни».

Благородная цель, провозглашенная Великой хартией здравоохранения, получившей по месту принятия имя Алма-Атинская, останется недостижимой утопией, пока и поскольку существует капитализм. Она достижима лишь при социализме. То, что сделано в нашей стране для народного здравоохранения — при тех испытаниях, которые пришлись на долю нашего народа, при той сложной современной ситуации, — иначе как подвигом не назовёшь. Достаточно в качестве примера указать на решение и национальной проблемы ликвидации туберкулеза, о которой говорилось в Программе партии, принятой VIII съездом РКП(б)⁹⁴. Среди социальных болезней был указан и алкоголизм (в широком значении этого слова), несмотря на значительно меньшее его распространение, чем сейчас. Но и он преодолим и будет преодолён.

* * *

В моем архиве есть письмо из алтайской деревни Акутиха: автор изображает пьянство как цепную реакцию, которая передаётся от одного к другому, а также от родителей к детям. «Мы находимся в заколдованном порочном круге! — обостряет он свою точку зрения и формулирует столь же острый вопрос: — Как этот круг разорвать?»

Прямой ответ на заданный алтайцем вопрос мы находим в статье В. И. Ленина «Великий почин». Он пишет, что «подобные противоречия разрешаются на практике прорывом этого порочного круга, переломом настроения масс, геройской инициативой отдельных групп, которая на фоне такого перелома играет нередко решающую роль»⁹⁵. Эти слова сказаны применительно к более трудной, можно сказать отчаянной, ситуации, характерной для весны — лета 1919 г. Но и сейчас требуется перелом в настроениях людей, чтобы действенно противостоять выпивке, нарушить питейную эстафету гостеприимства, провести трезвую свадьбу, ответить без спиртного Новогодье, не побояться выставить себя «белой вороной», «ханжой», «аскетом», подать пример.

Вот почему особо ценна сейчас инициатива многочисленных коллективов обществ и клубов трезвости, возникающих по всей стране, разрывающих питейную традицию, уменьшающих потребление спиртного и объём последствий от пьянства. Объединение их, согласно постановлению ЦК КПСС, во Всесоюзное общество борьбы за трезвость — веский фактор повышения эффективности массового трезвеннического движения.

1. Материалы XXVI съезда КПСС. М., 1981, с. 64.

2. См.: Правда, 1985, 17 мая (в дальнейшем ссылка на эту публикацию).

3. Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 43, с. 326.

4. Горбачёв М. С. Настойчиво двигаться вперед. Выступление на собрании актива Ленинградской партийной организации 17 мая 1985 года. М., 1985, с. 29.

5. Труды первого Всероссийского съезда по борьбе с пьянством. С.-Петербург, 29 декабря 1909 г. — 6 января 1910 г., в 3-х томах, т. 1, СПб., 1910, с. 145.

6. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 8, с. 133 — 134.

7. Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 38, с. 170.

8. См.: Профилактика пьянства и алкоголизма. М., 1983, с. 22.

9. Наиболее подробно об этом рассказано в статье В. А. Федорова «Крестьянское трезвенное движение 1858 — 1860 гг.» (см.: Революционная ситуация в России в 1859 — 1861 гг. М., 1962, с. 107 — 126).

10. Труды первого Всероссийского съезда по борьбе с пьянством, т. 1, 119, 145.

11. В. И. Ленин о коммунистической нравственности. М., 1975, с. 264.

12. Торговля алкогольными изделиями была прекращена с 19 июля 1914 г. в соответствии с заранее обусловленной (в мае того же года) нормой — на время мобилизации, а в конце августа продлена на всё время войны. «Запрет», однако, не касался продажи церковного вина в храмах и всех видов спиртных напитков в питейных заведениях, посещавшихся представителями состоятельных классов и сословий (ресторанах первого разряда и буфетах при собраниях и клубах). Это были не единственные отступления от «сухого закона», который явился «принудительной трезвостью» преимущественно для рабочей силы, в которой нуждались российские «неалкогольные» промышленники. Впрочем, и питейный капитал не стал безмолвной «жертвой» условий военного времени. Винокуры и пивовары получили от правительства соответствующую компенсацию за отнятые прибыли, и делалось это за счёт масс. Для виноторговцев же ещё в декабре 1916 г. министерство финансов в очередной раз продлило на полгода право торговли винами довоенного производства. Питейный капитал и в годы «сухого закона» получал миллионные прибыли. Эти сведения, о которых не упоминает популярная литература времен «запрета», содержатся в ежегодных отчётах главного управления неокладных сборов и казённой продажи питей, в «Правительственном вестнике» и «Вестнике временного правительства» и в других источниках. Они — лишнее подтверждение лицемерия попыток представить царский «сухой закон» как средство отрезвления народа ради его благосостояния.

13. См.: Подоров Г. М. Алкоголь, человек, общество. Горький, 1983, с. 82.

14. Трезвость и культура, 1928, №5, с. 3.

15. Там же.

16. Правда, 1929, 31 мая.

17. См.: Революция и культура, 1929, № 23 — 24, с. 68.

18. См.: Трезвость и культура, 1930, № 7, с. 17.

19. См.: Культура и быт, 1930, № 1, с. 16; № 6, с. 18.

20. См.: Наш современник, 1985, №6, с. 166.

21. Научный коммунизм, 1982, № 1, с. 102.

22. Там же.

23. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 29, с. 495.

24. Бабаян Э. А. Внимание: яд! М.( 1980, с. 64.

25. Левин Б. М. Социальный портрет алкоголика. — Мнение неравнодушных. М., 1971, с. 81.

26. Краткие тезисы по материалам докладов межведомственной научно-практической конференции «Профилактика пьянства и алкоголизма в промышленном городе» 8 — 10 декабря 1981 года. Дзержинск, 1981, с. 19.

27. Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 1, с. 410.

28. См.: Сухомлинский В. А. Мудрая власть коллектива. М., 1975, с. 148.

29. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 16, с. 198.

30. Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 34, с. 415.

31. Профилактика пьянства и алкоголизма, с. 22.

32. См.: Правда, 1985, 18 июля.

33. См.: Московская правда, 1985, 16 июля.

34. Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 24, с. 340.

35. Момов В. Человек, мораль, воспитание. М., 1975, с. 88.

36. См.: Литературная газета, 1984, 21 марта.

37. См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 37, с. 409.

38. Шоломович А. С. АЛКОГОЛИЗМ как болезнь. М. — Л., 1930, с. 51.

39. См.: Наш современник, 1981, № 3, с. 93.

40. Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 36, с. 88.

41. См.: В. И. Ленин о коммунистической нравственности, с. 264.

42. См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 44, с. 348.

43. Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 36, с. 364.

44. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 2, с. 40.

45. Об этом, в частности, рассказано в статье автора (см.: Шевердин С. Н. Из опыта борьбы против пьянства и алкоголизма. — Вопросы истории КПСС 1985 № 9, с. 103 — 117).

46. Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 41, с. 27.

47. См.: Трезвость и культура, 1928, № 5, с. 1; 1929, № 2, с. 9. Об этом движении писал и М. Горький (см.: Горький А. М. Собр. соч. в 30-ти томах, т. 17. М., 1952, с. 193 — 194).

48. Макаренко А. С. О коммунистическом воспитании. М., 1956, с. 401 — 402.

49. См.: Трезвость и культура, 1929, № 4 — 5, с. 14.

50. См.: Наш современник, 1985, № 6, с. 166.

51. Макаренко А. С. О коммунистическом воспитании, с. 488.

52. См, Балаян 3. Расплата.-Литературная газета, 1979, 3 октября.

53. Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 39, с. 374.

54. См.: например: Советская культура, 1985, 3 июля.

55. См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 37, с. 186.

56. Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 40, с. 62 — 63.

57. Там же, с. 62.

58. Комсомольская правда, 1985, 24 июля.

59. Дубинин Н. Наследование биологическое и социальное. — Коммунист, 1980, № 11, с. 65.

60. Более подробно о механизме приобщения к алкоголю см.: Шевердин С. Н. У опасной черты. Как уберечь детей от алкоголя. М., 1985.

61. См.: Известия, 1985, 21 июля.

62. Партийная жизнь, 1985, № 12, с. 58.

63. Правда, 1978, 23 мая.

64. Советская Россия, 1985, 8 июня.

65. См.: Правда, 1985, 5 апреля.

66. См.: Бабаян Э. А. Внимание: яд! с. 56, 58 — 59.

67. Профилактика пьянства и алкоголизма, с. 37.

68. См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 4, с. 97.

69. См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 2, с. 336 — 337.

70. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 44.

71. Лафарг П. Соч., т. II. М. — Л., 1928, с. 374.

72. Участие профсоюзов в профилактике антиобщественных проявлений. Сборник научных трудов. Л., 1982, с. 114.

73. См.: Неделя, 1982, №31. 58

74. Проблемы, связанные с потреблением алкоголя. Доклад Комитета экспертов ВОЗ. Серия технических докладов 650. Женева — Москва, 1982, с. 13.

75. К этому можно добавить, что для Армении были характерны чрезвычайно быстрые темпы роста потребления алкоголя: в 1983 г. в республике выпито спирто-водочных изделий, вина и пива (без учета самодельных вин) почти в 20 раз больше, чем в 1940 г. (для сравнения: в целом по стране за тот же период алкогольное потребление выросло в 7,6 раза. — См.: СССР в цифрах в 1983 году. Кратк. стат. сборник. М., 1984, с. 189; Народное хозяйство Армянской ССР в 1983 году. Стат. ежегодник. Ереван, 1984, с. 211). Как уже отмечалось выше, в 1985 г. динамика алкоголепотребления в стране изменяется. Однако приводимые здесь данные полностью сохраняют своё значение как иллюстрация закономерностей.

76. Это заявление не противоречит научному выводу, что приём ничтожных доз содержащих алкоголь жидкостей (менее 10 миллилитров спирта) приводит к интоксикации и биохимическим нарушениям в организме, которые могут не иметь клинического значения, так как ликвидируются самим организмом, хотя и за счёт каких-то его ресурсов, но без потерь, чреватых для его жизнедеятельности. Биологически же безвредного употребления алкоголя не может быть.

77. Струмилин С. Г. Хозяйственный расчёт и проблемы ценообразования. — Реформа ставит проблемы. М., 1968, с. 14.

78. Струмилин С. Г., Сонин М. Я. Алкогрльные потери и борьба с ними. — Экономика и организация промышленного производства, 1974, № 4, с. 38.

79. См.: Правда, 1985, 13 июля.

80. Реформа ставит проблемы, с. 13.

81. Правда, 1985, 27 июля.

82. Известия, 1985, 13 июля.

83. Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам, т. 9. М., 1974, с. 91.

84. Куценко В. И. Социальная задача как категория исторического материализма. Киев, 1972, с. 303.

85. Экономика и организация промышленного производства, 1974, № 4, с. 43.

86. Правда, 1925, 16 декабря.

87. Правда, 1985, 3 июня.

88. См.: Труд, 1985, 17 июля.

89. См.: Плановое хозяйство, 1927, № 10; № 82, с. 83; Биншток В. И., Каминский Л. С. Народное питание и народное здравие. М., 1929; Дейчман Э. И. Алкоголизм и борьба с ним. М., 1929, с. 106 — 126; Советские органы против алкоголизма. Стенограммы докладов Центросоюза СССР, ВСНХ СССР, НКЗдравов РСФСР и УССР на заседании противоалкогольных обществ СССР. М. — Л., 1929, с. 33; Страшун И. Д. Задачи школы и учителя в борьбе с алкоголизмом. М, — Л., 1929, с. 21 — 30; Николаев И. И. Алкоголизм и вырождение. Харьков, 1930, с. 12 — 13, и др.

90. Правда, 1985, 18 июля.

91. См.: Лирмян Р. Оправданию не подлежит. — Коммунист, 1985, №8, с. 117.

92. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 121.

93. Научный коммунизм, 1982, № 1, с. 99.

94. См.: Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК, т. 2. М., 1983, с. 92.

95. Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 39, с. 21.